Вологодский конвой - [11]
Поигрывая мышцами и похохатывая, Серега потащил нас с Сосниным, обняв за плечи:
- Мужики, подфартило счастье: вместе дежурим! - И загорланил во всю силу легких: - "А три танкиста, три веселых друга! Экипаж машины боевой!.."
Серега открыл заслонку в парилке и шарнул на каменку подряд несколько ковшей воды. Кожеобжигающий пар, мощно ухнув, хлынул к потолку, согнав блаженно растянувшегося на верхнем полке Портретова. Казалось, волосы на наших головах вересом затрещали! Но парились да мылись мы до одури.
И когда уже расходились из бани, мой разомлевший и о чем-то призадумавшийся сосед, благодушно отдуваясь, хмыкнул:
- А и ладно, что у Шара пузынь не раскатали: надо еще в дежурку заскочить - бугра с девятой точки дернуть. С подшефной-то. А то я на всякий случай после Нового года пару отгулов прихватил - не лишние.
- Картинкин, ты что, белены объелся? - Серега не удержался. - Или дежурку с проходным двором спутал?
В дежурку-то в любое время дня и ночи мог заходить по делу и без дела не только начсостав, но и гражданские, вольнонаемные, зачастую не показав даже и пропуска охране, знавшей всех как облупленных. Но полушутливое Серегино замечание неожиданно вывело Портретова из себя:
- Ты когда в лесу на своей точке был в последний раз? - напрягая жилистую шею с челночно бегающим кадыком, взъярился он. - Может, сам бугру и скажешь, чего им после праздников делать? Валяй - хлопот меньше!
- Ладно, ладно, - примиряюще дернул подбородком Шаров. - Некогда, Григорьич, сам знаешь. Мотаешься и без того как заведенный. У тебя ведь Паньков бугром-то на точке, верно?
- Кто же еще - Нарком, конечно, - так же быстро и остыл прораб. - В авторитете. Да и дело знает туго - не обижаюсь.
- Туго... Знаем мы, что он, заштыренный, туго знает: енот, да не тот. Ладно, Портретыч, проехали. Работа есть работа. Не будем заводиться: после парилки снова жить захотелось!
А дома, как только я поднес спичку к матово-розовым дровам, в печи и занялось разом, вкусно запохрустывав согнутой в барашек сухой желтой берестой; и я, отварив рожки и поджарив их на подсолнечном масле, на верхосытку еще напился темно-янтарного свежего чая с куском черного хлеба местной выпечки. Подбросив дров в печку, подпер поленом весело осветившуюся ало-красным атласным огнем чугунную заслонку - и блаженно растянулся на кровати.
Солнышко нас не дожидается, и, когда я проснулся от неожиданной боли в сердце, было уже темно: зимний день не дольше воробьиного носа. А боль, туго сдавливая, заставляла сдерживать частое дыхание: какая-то острая игла медленно переворачивалась в сердце, ноющими электрическими покалываниями растекаясь в груди и под лопаткой; немея, нехорошо отяжелело левое плечо и обмякла рука. Стараясь медленней и равномерней дышать носом, я закрыл глаза, ожидая, когда отпустит эта дотоле непонятная сердечная боль. Беда-то ведь без ума... После того как мое лицо покрылось испариной и игла исчезла, я задышал спокойнее, но долго не решался двигаться. Затем медленно сел и включил свет. Дрова еще к этому времени прогорели окончательно, подернувшись серебристо-серой золой, и я закрыл заслонку, только теперь ощутив, как от тепла еще уютнее стало в комнатке.
Настала пора собираться. Погладив форменные брюки и рубашку, я побрился хваленым лезвием "Жилетт", которым, оказалось, следовало бы пользовать разве что по приговору народного суда, но, освежившись родным "Шипром", почувствовал себя вполне человеком. На все сто. Но отчего эта непонятная боль?.. Нечаянно, неведано - встретила нос к носу. Да и взяла как Мартына с гулянья...
И как в постоянно тоскующей душе не может не проткнуть ледяной острой иглой беззащитно дрогнувшее человеческое сердце, когда, скажем, прямо на глазах крутится берестой на огне сошедший с круга мой сосед, а над такими, прямее прямого в своей искренности, как безобидный земляк Соснин, не перестают изводиться в насмешках не желающие видеть дальше собственного носа, сами, в свою очередь, наделенные какой-нибудь кличкой, потому что всякий живущий в этом конвойном поселке неизменно награждается прозвищем; а каждый второй с погонами на плечах, вернувшись поздним вечером со службы, вынужден без слов хвататься за горячительное, чтобы хоть как-то суметь подзабыться до утра; и так месяц за месяцем, год за годом, и несть этому числа; хотя, конечно, день дню не указчик и день на день не приходится...
Ведь каждый из нас живет не только собственной жизнью, но и многими другими. А это значит, что наши сердца, человеческие сердца, нуждаются в защите, памяти, любви. Человек-то жалью живет.
Когда я в темноте подходил к высокому забору, обнесенному в несколько рядов путанкой и колючкой, с неба на зону сорвалась звезда и, прочертив ясный золотистый след, мгновенно погасла, точно испугалась, увидев, куда она падает.
3
Дежурка - небольшое деревянное строение линяло-голубого цвета со скамейкой у входа - в нескольких десятках метров от вахты. Прямо от трехступенчатого крыльца дежурного помещения нередко отводят наказанных напротив - через маленькие и скрипучие, плохо открываемые воротца в большом заборе - в штрафной изолятор. Там же внутри и помещение камерного типа. Проще говоря - БУР. Сидят здесь от месяца до полугода, как правило, за серьезные нарушения режима, а порой даже и преступления. Кто чего стоит.
Роман охватывает четвертьвековой (1990-2015) формат бытия репатрианта из России на святой обетованной земле и прослеживает тернистый путь его интеграции в израильское общество.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.