Володя Ульянов - [5]
— Нет, не читал.
— Ну, вот и соврал, что «Дым» читал! Если бы читал, то знал бы, что Литвинов — герой романа «Дым». Никакой повести «Литвинов» Тургенев и не писал.
До сих пор помню, как был я смущен не столько тем, что мало читал, но главное тем, что соврал и так ловко и быстро был уличен.
Никогда потом не вспоминал Володя этого разговора и никому не рассказывал о нем.
Этот случай рисует не только находчивость и остроумие Володи, но выявляет еще более ценные черты характера: не показную, а истинную, действительную деликатность, такт, заботливое и внимательное отношение к людям.
Кто бы другой мог удержаться, чтобы не подразнить или, по крайней мере, так или иначе не напомнить о моем посрамлении!
Позднее Володя говорил мне, что он особенно ценит литературные типы, обладающие твердостью и непоколебимостью характера.
Он обратил мое внимание на рассказ Тургенева «Часы», тогда еще мне неизвестный. Прочитав этот рассказ, я понял, что Володе должен был понравиться герой рассказа Давыд, причем именно за характер его.
Когда, кажется на следующее лето, я спросил Володю, не потому ли нравится ему этот рассказ, он мне ответил утвердительно, говоря, что такие люди, как Давыд, достигают всего, к чему стремятся.
Володя очень бережно относился к книгам: я никогда не видел у него разбросанных или растрепанных книг.
При всей своей живости он отличался поразительной аккуратностью, точнее — пунктуальностью, я бы назвал требовательностью к мелочам (отнюдь не мелочностью, когда, по пословице, за деревьями леса не видят).
С возрастом эта черта выступала еще более подчеркнуто. Много позднее Мария Ильинична рассказывала, что, когда она была девочкой и с ней занимался Владимир Ильич, она подала ему тетрадь, сшитую в поспешности черной ниткой. Он заметил, что так не годится, и, взяв белую нитку, сам перешил тетрадь, очевидно с целью выработать у младшей сестры тщательное отношение к работе и ученью.
Страшная сказка
В темный, ненастный августовский вечер собрались мы во флигеле, в большой комнате.
Кто играет на бильярде, кто в карты: в «дурачки», «короли», «свои козыри».
Кто-то взял Гоголя и читает вслух «Вечера на хуторе близ Диканьки». Понемногу, бросив и бильярд и карты, все подсели слушать. Слушали с увлечением. Кончили «Заколдованное место» и заспорили, что интереснее прочесть: «Пропавшая грамота» или «Вий». Решаем читать «Вий», как более страшную сказку.
Гостивший в Кокушкине гимназист Петя Алексеев с опаской поглядывает на темные окна, сторонится от них, жмется ближе к освещенному керосиновой лампой столу.
Петя, пожалуй, самый старший из всей компании. Он как-то отличается от всех: вероятно, менее развит и порядочно труслив.
Заметив эту черту, мы начинаем подтрунивать над ним, хотя некоторым из нас и не по себе — жутковато бежать в темную ночь из флигеля в большой дом через дорогу. Но мы не поддавались этому чувству, старались его побороть и скрыть.
— Петя плохо слышит, потому и жмется к столу! — кричим мы.
— Посмотри в окно, — говорит Володя. — Вглядевшись, увидишь освещенную свечами церковь, посередине гроб, у гроба бурсака Хому Брута… Взгляни, какое у него испуганное лицо… Вот начинает носиться по воздуху гроб, чуть не задевая его…
Несчастный Петя отворачивается, убегает от окна, затыкает уши пальцами. Мы насильно отрываем руки и нашептываем ему слова страшной сказки.
Ясно — мы скоро доведем его до слез.
Володя сразу обрывает неуместные и злые шутки.
— Нет, так шутить нельзя! — заявляет он. — Мы зря это выдумали. Эту издевательскую игру надо прекратить.
И, обращаясь к Пете, Володя успокаивает его:
— Ну что можно видеть в окно из светлой комнаты, кроме черноты темной ночи? Вот, наоборот, из цветника ни увидишь освещенную комнату и всех нас вокруг стола. Тут страшного ничего нет. Бросим это! Давайте лучше сыграем на двух досках в шашки, а выигравшие опять сразятся между собой.
Усаживаемся за шашки. Петя понемногу успокаивается. Вечер кончается. Пора спать.
Тетя Маша
Тетя Маша была среднего роста, но казалась выше, так стройна была ее фигура даже в преклонном возрасте. Темные, гладко причесанные волосы серебрились рано появившейся сединой. Тонкие черты лица и серьезные карие глаза производили незабываемое впечатление.
Мария Александровна обладала выдающимися способностями. Получив только домашнее образование, будучи уже замужем и имея на руках детей и хозяйство, она незаметно для других подготовилась и сдала экзамен на учительницу. Она хорошо знала языки: немецкий, французский и английский.
Сдержанная, тактичная, ровная и спокойная, тетя Маша с нами, ребятами, была всегда ласкова и справедлива. Мы все очень любили ее и слушались больше, чем кого бы то ни было.
Очень музыкальная от природы, тетя Маша отлично играла на фортепиано и пела. Говорят, она, еще когда гостила у моих родителей в Пензе, восхищала всех своим пением и приветливостью. У Володи тоже был хороший музыкальный слух. Он насвистывал разные мотивы, и только благодаря этому я научился воспринимать музыку.
В ненастные дни в Кокушкине, под монотонный шум дождя, собрав у рояля в кружок ребят, тетя Маша образно рассказывала содержание оперы Верстовского «Аскольдова могила», дополняя рассказ музыкой и пением.
