Волны, в которых мы утонули - [11]

– Ты уже несколько дней молчишь, Мэгги Мэй, – упрекнула меня мама. – Ни слова не сказала. Мы с отцом в ужасе.

Она без конца поправляла свои карамельного цвета волосы, а стоило ей оставить их в покое, как пальцы принимались плясать по предплечьям, впиваясь в кожу накрашенными ногтями. От беспокойства мама не могла усидеть на месте и мерила комнату быстрыми шагами. Жалко, что папа сейчас на работе. Обычно у него получалось успокаивать маму, когда у нее начинались приступы паники.

– Что произошло, Мэгги? – спросила она. – Что ты делала в том лесу? Мы с отцом говорили тебе… Просили тебя не ходить одной…

Я сидела, вцепившись в матрас, низко опустив голову.

– Тебе уже нельзя было выходить из дома, – прошептала она дрожащим голосом. – И я ведь умоляла тебя быть дома, когда включаются уличные фонари, ты помнишь? – Она начала заикаться. Это было странно. Мама всегда была такой спокойной и так четко выражала свои мысли. – Я го… говорила те… те… тебе, что нельзя выходить из дома, когда стемнеет, Мэгги Мэй.

Я снова открыла рот и попыталась ответить ей, но с моих губ не сорвалось ни звука. Мама повернулась ко мне и прикусила губу. Она скрестила руки на груди и спрятала ладони под мышками, прежде чем направиться в мою сторону. Я отвела от нее взгляд.

– Посмотри на меня, Мэгги, – приказала она.

Я покачала головой.

По щекам потекли слезы. Тело пробрала дрожь.

– Мэгги Мэй, почему ты не слушаешься, когда я прошу тебя посмотреть на меня? – в ее голосе слышалась паника. Она как будто боялась, что ее девочка безвозвратно пропала.

«Может быть, так оно и есть».

Может быть, я так глубоко ушла в себя, что уже никогда не вспомню, каково это – чувствовать, испытывать боль, дышать. Мои глаза болят, потому что я долго не спала, но эта боль не шла ни в какое сравнение с болью в груди. Эхо криков той женщины все еще стояло у меня в ушах. Я все еще видела, как она борется за свою жизнь. Монстр все еще пытался забрать мою душу.

По моим щекам потекли слезы. Я начала дрожать.

– О, дорогая, – воскликнула мама. Она нежно взяла меня за подбородок и приподняла мою голову. – Расскажи мне, что произошло: все до мельчайшей подробности. Что произошло с тобой в лесу?

Краем глаза я заметила, как Кельвин и Брукс стоят в коридоре и подслушивают наш с мамой разговор. Они смотрели на нас, прислонившись к стене. Никогда не видела в глазах Брукса такой печали. Руки Кельвина были сжаты в кулаки. Он стучал по стене. Мама проследила за направлением моего взгляда, и мальчики, увидев, что она смотрит на них, поспешили прочь. Но я была уверена, что они ушли недалеко. Последние несколько дней эти двое не отходили от меня.

Шерил вела себя прямо противоположно. Казалось, она боялась подходить ко мне. Она вела себя так, словно я заразилась какой-то болезнью, и она тоже заболеет, если посмотрит в мою сторону. Вчера ночью я слышала, как она плакала, потому что ей пришлось пропустить танцевальное выступление. Это была моя вина: наши родители не хотели оставлять меня одну.

– Мэгги Мэй, – прошептала мама.

Я отвернулась от нее, и она снова вздохнула.

– Мэгги, пожалуйста. Скажи что-нибудь. Я не знаю, как тебе помочь, а ты не рассказываешь, что случилось. – Она умоляла меня сказать ей хоть слово, но я не могла. У меня пересохло в горле. Может быть, мне нужна вода со льдом. Мне нужно что-то, что помогло бы мне расслабиться, что-то, от чего слова сами бы слетали с моих уст, но я не могла пошевелиться.

– Я не понимаю! Не понимаю, почему ты молчишь. Дорогая, ты должна мне рассказать. Я боюсь, что случилось самое худшее. Тебя кто-то обидел? Тебя… – Она не могла сказать это вслух, но я знала, о чем она спрашивает. – Солнышко, просто расскажи, что случилось, даже если кто-то причинил тебе боль. Я не буду осуждать, клянусь. Маме просто нужно знать, не причинили ли тебе боль. – Она тяжело сглотнула. – Ты можешь кивнуть, если кто-то причинил тебе боль, милая. Можешь сказать мне, – прошептала она. – Помнишь, мы говорили о безопасности? Как нельзя позволять прикасаться к тебе? И что если бы это произошло, нужно было бы обязательно рассказать об этом папе и мне? Это произошло? Я имею в виду, я знаю, что врачи проверяли, но эти тесты. Для них нужно время. Если кто-нибудь… – ее голос снова оборвался.

Я опустила голову. Я поняла, о чем именно она спрашивает. Незнакомец не насиловал меня физически. Но все же, честно говоря, он изнасиловал меня почти всеми возможными способами. Он изнасиловал мое детство.

Мою юность.

Мой голос.

Я стала свидетелем его ужасного деяния, и он попытался убить и меня – и он так много украл у меня. Он украл такую большую часть моей души.

Но для мамы я покачала головой. Нет. Он не изнасиловал меня физически.

Мама вздохнула с облегчением, а потом безудержно разрыдалась. Она закрыла лицо руками, ее тело сильно трясло, было трудно понять, что она говорит.

– Почему ты молчишь? – спросила она.

Потому что мне больше нечего сказать.

– Думаю, на сегодня хватит, Кэти, – сказал голос.

Я подняла глаза и увидела, что папа стоит в дверях и смотрит на нас с мамой. Должно быть, он пришел с работы пораньше, чтобы позаботиться о ней. Мама всегда справлялась лучше, когда он был рядом.