Волны над нами - [75]
Мы были единственными пассажирами, сошедшими на станции Семь Колодезей с поезда Москва — Керчь. Попутная машина нашлась сразу. Накатанная дорога вилась по степи. Лиловатые холмы вставали на горизонте. Рыжие степные соколы-пустельги, посвистывая, вились в небе, камнем падая в бурую сухую траву на зазевавшегося суслика или мышь.
Справа от дороги блеснуло на солнце громадное Акташское озеро, соленое и почти лишенное фауны. Серебристые выпоты соли на голых берегах и потрескавшаяся почва с красно-фиолетовыми пятнами зарослей солянок придавали ему мертвенный и мрачный вид. От Акташского озера пошли уже совсем хорошо знакомые места. Вот лесонасаждения, неузнаваемо выросшие и похорошевшие за эти четыре года, вот и высокие, округлые холмы, закрывающие от нас Казантип. Между ними легла темно-синяя полоска моря, скрылась за небольшим возвышением и снова появилась перед нами, подчеркивая весь горизонт, когда машина с разбегу выскочила на вершину холма.
Казантип лежал перед нами как на ладони. Совершенно плоский перешеек едва ли километровой ширины окаймлял золотые песчаные пляжи. Впереди, замыкая его, поднимались крутые каменистые холмы. У их подножия рассыпались белые кубики домов Мысового.
Мы спустились с холма и прокатили по улице Рыбного, небольшого поселка на берегу Арабатского залива.
В воздухе запахло резким и приятным запахом водорослей и рыбы, навсегда связанным в моих воспоминаниях с рыбацкими поселками Азовского моря.
За белыми хатами и массивными заборами из желтоватого ракушечника или пористого мшанкового камня вспыхивали на волнах ослепительные зеркальца бликов. Тяжелые черные байды лежали на отлогом песчаном берегу.
От первых домов поселка нас сопровождали собаки. Услышав гул мотора, они молча выскакивали из ворот и сосредоточенно набирали скорость. Поравнявшись с колесами машины, собаки взрывались ожесточенным лаем, после чего совершенно спокойно поворачивали назад и не торопясь трусили к дому.
Поселки Рыбное и Мысовое уже почти слились в одно целое. Мы узнавали и не узнавали знакомые места. Множество новых домов, уже обжитых и только еще строящихся, длинные белые здания, вероятно колхозных служб, школа, изящное здание летнего театра на берегу бухты, которое, казалось, попало сюда из парка какого-нибудь большого города, достаточно наглядно свидетельствовали, что дела рыбаков идут неплохо.
Машина проехала в дальний конец поселка. Здесь, у самого синего моря жили старик со старухой. Старик, как ни странно, заметно помолодевший, сидел на своем обычном месте у дверей длинной и низкой хаты, а старуха уже бежала, причитая и смеясь, нам навстречу. Хозяин — Илья Павлович, инвалид, с трудом передвигающийся на костылях. Любовь Григорьевна — бодрая, энергичная, с мягким юмором и неиссякаемой жизненной силой — работает за двоих и успевает всюду. Старики не на шутку обрадовались нашему приезду. Разговоров хватило надолго.
Первое впечатление оказалось правильным. Рыбоколхоз «Путь рыбака», который в 1954 году с трудом сводил концы с концами, теперь стал миллионером. В 1957 году доход колхоза составил два с половиной миллиона рублей. Заработок рыбаков достиг 18–20 тысяч рублей. Так же блестяще шли дела колхоза и в этом году. Небольшой рыбозавод не успевал пропускать привозимую рыбу, часть ее отправляли для обработки в Керчь. Вместе с доходами появились и приезжие, желающие работать в богатом колхозе. Однако здесь отлично обходились и без этих любителей немного подработать. В колхозе подрастали свои кадры, с детства знакомые со всеми тонкостями рыбацкого дела. Новая молодежная бригада работала отлично.
Действительно, новостей было много. Я решила обязательно сходить на срезку ставного невода, чтобы посмотреть, какая рыба из черноморских видов попадается в качестве прилова. Хорошо бы поглядеть на ставник под водой, понаблюдать за входом рыбы, за ее поведением в ставнике. Все эти планы нужно было выполнить в ближайшие дни, пока стоит хорошая погода.
Уже под вечер мы отправились в аквариальную бухту, как мы ее называли, настолько знакомую, что я могла бы на память нарисовать все ее причудливой формы скалы и камни. Там в 1954 году стояли в гроте наши аквариумы с подопытными животными, там же хранилась пара туфель, знаменитая тем, что она влезала на ноги любых размеров, там я наблюдала за дракой бычков, подглядывая за ними в подводный бинокль, там напали на нас крупные осы-полисты, привлеченные запахом арбуза, и мы были вынуждены с позором покинуть поле битвы, оставив полосатым разбойникам наш десерт. А вон под тем камнем мы пекли мидий, в которых искали жемчуг. Жемчуга мы не нашли, но мидий съели.
Ничто почти не изменилось за эти годы. В нашей бухте чуть круче стал откос, шире размыло выходы глины-кил; кусок скалы, подмытый волнами, обрушился вниз, увеличив нагромождение камней у отвесной стены, замыкающей бухту, — вот и все перемены.
Но уже другим стало мое отношение к морю. То, что было раньше совершенно скрыто от меня водой, должно было теперь открыть свое лицо. Зная каждый камень на берегу, я совершенно не представляла себе, как выглядит дно бухты.
