Вольноопределяющийся - [56]

Звездная ночь, знакомый сеновал на отшибе станицы, жаркие объятия восхитительной красавицы, томные вздохи и едва сдерживаемые охи. Что еще нужно суровому солдату, не знающему слов любви, для душевного успокоения? Шучу, конечно, приятных слов я её наговорил вагон и маленькую тележку. Попробуй не скажи, что она самая красивая, самая горячая, самая желанная на свете — сразу в глаз прилетит. Казачки они такие, я бы сказал, брутальные. Зато в постели нежны и охочи до разного рода приятных экспериментов.

— И кто ж тебя такому научил, гаденыш ты эдакий?! — Выпустив из ротика головку моего члена, выдала Вероника. В разговоре она заметно смягчала «г» на южно-русский манер, поэтому «гаденыш» у нее получался едва ли не «хаденыш».

Убедившись в том, что ее потуги на ниве оральной стимуляции привели к ожидаемому результату, радостно заулыбалась и ловко взгромоздилась сверху на мою восставшую крайнюю плоть. Любит доминировать. Я не возражаю, мне так удобнее ласкать её упругую будто с силиконовыми имплантатами грудь и вообще смотреть приятно, как входит и выходит, иногда из-за её слишком интенсивных прыжков выскакивает. Ничего, дело поправимое, то есть вправляемое.

Наконец девушка вскрикнула, я также оказался на пике блаженства. Кончили одновременно. Рухнувшую на меня обессиленную Веронику еще какое-то время сотрясало в сладостных спазмах, меня тоже основательно лихорадило. Гармония, черт побери.

— Ты прелесть, — сказал я, целуя казачку в губы.

Вероника скатилась с меня и легла рядом на принесенное из дому одеяло. Прижавшись к моему телу своими пышными грудями и возложив ногу мне на живот, девчонка хлюпнула носиком:

— Говорят вас через три дня на войну отправляют. — Во блин, режим секретности, называется, я не знаю толком ничего, а гражданское население уже в курсе.

— Откуда сведения?

— Папенька разговаривал с хорунжим Дятловым, я случайно подслушала. Приказал в пятницу всем рыбакам на промысел не выходить, будут вас морем переправлять на Апшерон.

Ну точно, болтун находка не только для шпиона, но и для родной дочурки. Впрочем, второе, хоть и нежелательно, но вполне простительно.

— Понятно, значит скоро поплывем.

— Дурень, — укорила меня девушка, — плавает какашка, моряк ходит.

— Ну ты ж у нас рыбачка, тебе лучше знать, что плавает, что ходит.

За свою в общем-то незлую шутку получил крепким кулачком по ребрам.

— А ты после войны меня заберешь отсюда? — Нежно ластясь ко мне всем своим аппетитным телом спросила девушки.

— Если не убьют до смерти, непременно заберу. Увезу тебя в глухую деревню, построю там дом и буду держать взаперти, чтобы такую красоту не сглазили всякие мужики и не скрали заезжие дворянчики.

— Тьфу на тебя! — очередной удар крепким кулачком прилетел мне по ребрам. Мне и без твоей деревни своей глухомани хватает. В город хочу, лучше в одну из столиц.

— Ага, чтобы там тебя вмиг увели богатенькие буратины?!

— Буратины? Забавное слово. Кто такие?

— Ну всякие бояричи, дворянчики, да купчины, у которых денег куры не клюют.

— Не, я верная. Ты мне люб, Андрюша. Я ж казачка, а казачья любовь крепче цепей железных.

От столь откровенных любовных признаний меня тут же возбудило, прям Ванька-встанька какой-то неугомонный промеж ног. Третий раз подряд за какие-то полчаса подскакивает, будто по команде.

Теперь уж я не упустил инициативу. Подмял под себя казачку и оприходовал по-крестьянски от души. Дружно пошумели, поохали, постонали, подруга, оказавшись на пике блаженства, выдала поток отборнейшей площадной матерщины. Кстати, здорово возбуждает, когда с нежных девичьих губ срывается нечто такое, что я постеснялся бы повторить перед строем своих бойцов.

Утомленная любовными утехами казачка Вероника сунула свою головенку мне под мышку, привычно взгромоздила стройную ножку на мой живот (чтобы не убежал, наверное) и мерно засопела своим красивым носиком. На дворе ноябрь, а за окном ночью температура выше двадцати градусов, днем и вовсе до тридцати подскакивает. Тропики. В моей прежней реальности было не так. Интересно, каким образом появление магии здесь повлияло на климат? Местные ничего такого необычного в этом не усматривают. И вообще, если какая непонятка, ответ один: «На все воля Божия».

Лежу рядом с красивой девушкой, которой очень хочется вырваться из этой сельской рутины туда, где, по её мнению, вечный праздник. А может быть, действительно жениться на ней, если, конечно, меня не убьют на войне. Вообще-то я не собираюсь умирать в ближайшие лет сто, а может быть и больше, но чем черт не шутит. Вот закончится война, явлюсь пред очи её бати казачьего полковника, так мол и так, мы с вашей дочкой любим друг друга, извольте выдать её за меня замуж. Ну поженимся, ну привезу Веронику во Владимир. Сам продолжу учебу в университете. А она чем будет заниматься? Умирать со скуки, поджидая меня с занятий? А вот это вряд ли…

Тут я поймал себя на мысли, что жениться-то мне по младости лет не очень хочется даже на такой роскошной девчонке. Ну молодой я еше, незрелый, к семейной жизни не готовый. Но не скажешь же такое Веронике в глаза, можно и без какой нужной части тела остаться. Оно хоть обещать, не значит жениться, придется изворачиваться, благо недолго осталось, а там война план покажет.