Вольница обречённых - [24]

После её завершения, Всеслав поднялся на окровавленный помост и вновь заговорил с людьми.

-- Жестоко ли я поступил с этими людьми? - он указал на тела и отрубленные головы. - Конечно, жестоко! Но не осталось у нас иного выбора. Бедная земля наша доведена мятежниками, предателями и бандитами до крайнего истощения. Мягкость и милосердие уже не смогут спасти её. Остаётся лишь последнее средство, крайнее средство. Так и только так будет с каждым, кто бросит вызов державной власти.

Толпа одобрительно загудела. Всеслав неожиданно обратился к Николаю, призывая его подняться на лобное место.

-- Мой дядя, Николай Строгов, много лет верой и правдой служил моему отцу, Лесьяру Строгову. Служил и мне. Пока в один прекрасный день не вознамерился предать меня. Предав меня, он служил моему брату Петру. Но и его он тоже предал.

-- Нет, что ты, Всеслав! - Николай Строгов в ужасе сорвался на истерический крик. - Я верен тебе! Верен!

-- Вот как? И в случае надобности ты отдашь за меня жизнь?

-- Отдам жизнь даже не раздумывая!

-- Даже не раздумывая, вот как? Это очень хорошо. Казните его!

Рослые гвардейцы навалились на Николая как раз в тот момент, когда он потянулся к рукояти меча. В два счёта они разоружили его, сняли плащ и положили голову на плаху. Три взмаха топора навсегда вычеркнули исправника Дворцовой стражи Николая Строгова из земной жизни.

***

Конница Лютогоста шла за ними по пятам уже несколько суток. Пётр сбился со счёта. Охрана понесла большие потери, еда заканчивалась. Ладья Поместной стражи везла их в течение двух дней вверх по течению Рустовеси, после чего их высадили, дали в дорогу денег и попрощались. Ладья скрылась из виду, а они остались. В окрестных селениях удалось раздобыть повозки и лошадей. А вскоре оказалось, что беглецов преследует Лютогост, который ведёт конную сотню. Час назад уставшие и голодные беглецы заперлись в остроге, что находился в месте, где воды Тумавеси соединялись с волнами Рустовеси. Это была граница Гужвоземья. Дальше лежали владения Дома Юрьевых. Начальник гарнизона принял их весьма радушно, предложив им еду, кров и ночлег. Теперь нужно было думать, что делать дальше. Пётр пытался. В конце концов он державный князь и все ждут его решения.

Егор Михайлов без аппетита ковырялся ложкой в остывшей гороховой похлёбке. Всякое бывало в жизни. Но как он умудрился посадить на ладью своего князя, его жену, ребёнка, жену Лютогоста с детьми, залезть на борт сам, а свою собственную супругу забыть. Как?! Он увидел, что Агата осталась на песке только когда ладья уже стала править к центру реки. Видел, как Агату окружили конники Всеслава Строгова. Егор был готов броситься ей на выручку, приказал капитану разворачиваться обратно, но тот отказался. Пётр был склонен вернуться за Агатой, но тут вмешался этот дерьмец Корнил Шахов. Он убедил князя, что шансов забрать жену Егора уже нет и рисковать нельзя. Когда Егор выхватил саблю и бросился на офицера Дворцовой стражи, командовавшего ладьёй, Корнил помог скрутить строптивого начальника охраны. Агата осталась на берегу. Что с ней сейчас? Скорее всего конники просто её изнасилуют и убьют. Если только среди них не найдётся офицера, который мог бы их урезонить. Если она цела, то что думает? Наверняка решит, что Егор бросил её специально. Он знал жену и понимал, о чём она подумает. Сначала отобрал у неё сына, а потом бросил саму. Вот, что она решит! Остывшая гороховая похлёбка наконец привлекла его внимание. Егор ещё некоторое время размешивал её деревянной ложкой, а потом принялся хлебать.

Из всех присутствовавших только Корнил Шахов не раскисал и не терял уверенности. Вера с Элли и детьми забились в угол и тихо о чём то трепались. Егор Михайлов молча ел похлёбку. Пётр впал в жуткое уныние. Только он, Корнил, может повлиять на государя, убедить его, что борьба только началась. И так оно и есть. Если Пётр решит драться, то у Корнила будет шанс завоевать себе высокое положение. Если же он выберет сдачу, то дни Корнила сочтены. Своего брата Всеслав ещё может и помилует, а вот бывшего низкородного воеводу, да ещё и любовника его невестки он точно повесит. А если не повесит Всеслав, то зарубит Лютогост. Выбор не велик. Корнилу уже почти удалось убедить Петра, что никакой мир не возможен, только война до победного конца. Пётр уже кивал головой, когда голос подала Элли.

-- Почему же невозможно? - сказала она с почти детской наивностью. - Я помогу заключить мир.

-- Это как? - спросил Пётр.

-- Нас ведь преследует мой муж, Лютогост. Я смогу уговорить его заключить мир. Мы поедем к нему с мальчиками. Вы ведь не боитесь, - обратилась Элли к сыновьям. Кузьма и Фёдор охотно закивали головами. - Вот. Они не боятся. Мы поедем и я на коленях выпрошу у него милосердия... Для всех нас. Хватит проливать кровь.

Корнил Шахов был в бешенстве. Мерзкая дубовая дурилка. Что эта шлепохвостка городит?! Мир... Какой ещё мир, какое прощение!!! Если бы Корнил дал волю чувствам, то, вскочив, он мог бы запросто перевернуть всю комнату и раскидать десяток молодцев, такая им овладела ярость. Но он не стал спорить. Лицо его сохранило совершенно непроницаемое выражение. Спорить здесь бессмысленно, переубедить никого не получится. Элли уверена, что уговорит мужа простить их всех. Пётр поверил, что это выход. Нужно решать по другому.