Он повел корабль к взлетной площадке, находившейся в Брукхейвене, и увидел внизу сверкающий шпиль. Значит, они уже приступили к постройке нового звездолета.
Корабль дернулся. Они были уже на Земле. Льюис щелкнул тумблером, отключив двигатели звездолета. Через мгновение они замолкли, и от этого у Коринфа зазвенело в ушах – он так привык к постоянному гулу работающих двигателей, что для него они стали неотъемлемой частью реальности.
– Идем!
Льюис не успел подняться на ноги, как Коринф уже начал возиться с хитроумным запором шлюзовой камеры. Сначала в сторону отошла внутренняя дверь, затем – внешняя. Воздух запах морем.
«Шейла! Где Шейла?» Он стремительно съехал на люльке вниз, сошел на землю, оступился и упал, но тут же снова был на ногах. Корпус стоявшей за ним ракеты был покрыт трещинами, раковинами и странными кристаллическими наростами.
К нему подошел Феликс Мандельбаум. Он выглядел постаревшим и очень усталым. Мандельбаум молча взял Коринфа за руки.
– Где Шейла? – прошептал Коринф. – Где она? Мандельбаум покачал головой. Теперь вниз стал спускаться и Льюис, он делал это куда осторожнее. Россман направился к нему, стараясь при этом не смотреть на Коринфа. За ним шли другие встречающие – все это были сотрудники Брукхейвенской лаборатории.
Коринф почувствовал, как к его горлу подкатил ком.
– Она что – умерла? – спросил он тихо. Ветерок что-то нашептывал ему на ухо, играя с прядями его волос.
– Нет, – ответил Мандельбаум. – Сумасшедшей ее тоже не назовешь. Но… – Он тяжело вздохнул и покачал головой. – Нет, не могу…
Коринф замер.
– Ну! Ну говори же!!!
– Это случилось шесть недель тому назад, – продолжил Мандельбаум. – Я думаю, справиться с собой она уже была не в силах. Она смогла пробраться к установке для электрошоковой терапии.
Коринф кивнул.
– Она уничтожила собственный мозг, – закончил он за Мандельбаума.
– Нет. Не совсем так, хотя все могло кончиться и этим. – Мандельбаум взял физика под руку. – Можно сказать так: это та Шейла, которую ты знал прежде, еще до того, как Земля вышла из этого поля.
Свежий морской ветерок как ни в чем не бывало продолжал играть с Коринфом. Он был ни жив ни мертв.
– Идем, Пит, – сказал Мандельбаум. – Я тебя к ней отведу. Коринф покорно последовал за ним.
Психиатр Кирнс встретил их в Бельвью. Лицо его ничего не выражало, но было видно, что он ничего не стыдится и ни о чем не жалеет, впрочем, Коринф и не винил его. Человек, не располагавший сколь-нибудь достоверным знанием, поставил не на ту карту и ошибся – только и всего. Так уж устроен мир – с этим ничего не поделаешь.
– Она обманула меня, – сказал Кирнс. – Мне все время казалось, что ей становится лучше. Я и предположить не мог, что больной человек до такой степени может контролировать себя. И второе, – я недооценил степень ее страданий. Мы как-то приспособились к жизни с новым сознанием; что могут чувствовать при этом те, кому это не удалось, остается для нас тайной.
«Темные бьют крыла, а она совсем одна. Сгущается мгла, а она – она совсем одна…»
– Она сделала это в ненормальном состоянии? – спросил Коринф еле слышно.
– А что такое «нормальное состояние»? Возможно, она сделала именно то, что ей и следовало сделать. Стоило ли излечиваться, для того чтобы влачить подобное существование?
– И к чему же все это привело?
– Дров она наломала преизрядно… Помимо прочего, она с началом конвульсий сломала себе несколько костей. Если бы люди вернулись туда немного попозже, могло бы быть всякое. – Кирнс положил руку на плечо Коринфу. – Объем уничтоженной ткани ничтожен, но, должен признать, речь идет о самом чувствительном отделе мозга.
– Феликс говорил, что… ей стало лучше. Это правда?
– Да, конечно… – Кирнс смущенно улыбнулся. – Мы теперь достаточно хорошо представляем, как устроена психика прежнего человека. Я пользуюсь троичным методом, разработанным уже после сдвига Гравенштейном и Делагардом. Символическая переоценка, кибернетическая нейрология и соматические координирующие упражнения. Здоровой ткани было достаточно, для того чтобы мы могли передать ей функции поврежденного участка. Как только мы совладаем с психозом, она будет практически здоровой. У нас она пробудет месяца три – не больше. – Он шумно вздохнул. – В результате она станет нормальным здоровым человеком, разумеется, по прежним меркам… Ее Ай-Кью будет на уровне ста пятидесяти.
– Я понимаю, – кивнул Коринф. – А возможно ли будет… совершенно реабилитировать ее?
– Прежде чем мы научимся восстанавливать нервную ткань, пройдут, по меньшей мере, годы… Вы, наверное, знаете, – она не регенерирует даже при искусственной стимуляции. Для того чтобы обычная клетка превратилась в клетку мозга, потребовались миллионы лет эволюции. Не забывайте и о том, что прежде всего нам придется реконструировать генетический набор пациентки… Но и в этом случае… особых надежд на успех нет.
– Я понимаю.
– Вы могли бы с ней повидаться. Ей уже сообщили о том, что вы живы.
– И как же она на это отреагировала?
– Разумеется, она расплакалась. Это хороший признак. Вы можете провести у нее с полчаса. Разумеется, если она не перевозбудится…
