Волна - [6]
«Может быть, они в больнице. Стив и мальчики. И даже мама с папой. Их могли уже найти и отвезти туда» — эта мысль застряла в голове, хотя я и гнала ее. Нельзя было давать волю надежде. Следует быть готовой к тому, что я их не найду. Но если бы они там были, то переживали бы за меня. Я молила про себя, чтобы джип ехал быстрее.
Когда мы подъехали к больнице, навстречу машине кинулся Антон, отец Орланты. Он был без рубашки, в изорванных брюках; пальцы на ногах кровоточили. Антон растерянно заглянул в джип. «Почему Орланта не с вами? Где Стив и мальчики?» — спросил он. Он решил, что это тот самый джип, в котором мы отъехали от гостиницы, оставив их с женой лежать на дороге. Я объяснила, что это другая машина и что мне ничего не известно про остальных. Не упомянув о своей надежде найти их здесь, в больнице. Теперь мне стало ясно: их нет.
Кое-как я дотащилась до приемного отделения. Ноги болели и подкашивались. Я осмотрела их и увидела глубокие кровоточащие раны на щиколотках; ступни тоже были в порезах. Что случилось? Мой разум отказывался воспринимать происшедшее.
Вокруг меня находились все время что-то говорящие люди. Разговаривать мне ни с кем не хотелось, поэтому я встала в сторонке. Помещение было небольшое, но голоса доносились как будто издали. Кто-то обратился ко мне, тронув меня за плечо: «Это была приливная волна. Очень высокая приливная волна». Стараясь выглядеть непринужденно, я кивнула, сделав вид, что давно уже все знаю. Однако… приливная волна — это слишком конкретно. Такое не выдумаешь. Сердце упало. Я опустилась на деревянную скамью, стоявшую в углу у стены, лицом ко входу.
Они все еще могут сюда войти. На Шри-Ланке не бывает высоких приливов. Эти люди сами не знают, о чем говорят. Образ Стива, идущего с нашими мальчиками, продолжал выжигать мозг. Вот Стив подходит к двери, на одной его руке — Вик, на другой — Малли, все трое практически раздеты… «Но они не могли выжить, просто не могли», — строго одернула я себя. И все-таки тихонько безнадежно бормотала, что всякое возможно, что есть еще самый слабенький шанс.
В больничный двор периодически заезжали фургоны и грузовики. Все происходило очень быстро: хлопали двери, слышались громкие голоса, кто-то самостоятельно выбирался из машин, кого-то выносили; сестры и врачи выбегали во двор, каталки грохотали по пандусу. Одну женщину положили на скамью рядом со мной. Ее длинные волосы были спутаны и закрывали лицо. Она бормотала что-то бессвязное. Ее прикрыли простыней, так как она была совсем голой, но из-под простыни торчали ноги, покрытые засохшей грязью. Я не могла отвести взгляда от слизи в ее волосах — то были водоросли.
Антон тоже находился в приемном покое. Он выжидал очередную машину и всякий раз, как она подъезжала, выскакивал наружу — посмотреть, не привезли ли его или моих родных. Я не двигалась с места. Не хотелось все время обманываться, как это происходило с Антоном. Он возвращался буквально через несколько минут, каждый раз качая головой. Время от времени привозили детей. Это были другие дети, не Вик и Малли. Я провожала взглядом каждый отъезжающий пустой грузовик: «Вот и в этой машине их нет. Вряд ли они остались в живых».
Раны на ногах болели. Медсестра собралась обработать и перевязать их и пригласила меня в кабинет. Я сделала вид, что не слышу, но мысленно попросила ее отвалить от меня и оставить в покое. «Какое мне дело до моих порезов, когда случилось нечто чудовищное, а я толком даже не знаю что…» — пронеслось в голове. Антон все время разговаривал то с врачами, то с сестрами. Израненные ноги ему перебинтовали. Он нахваливал мне персонал больницы, рассказывая, какие они молодцы и как замечательно справляются, несмотря на скудные условия и весь этот хаос. «Уж мне ли не понимать, — добавил он, — сам врач. Отлично работают, просто замечательно!» — «Будто мне не все равно», — сказала я про себя.
Все скамейки были уже переполнены. В приемном покое стало нечем дышать, но я не могла выйти во двор, просто оставив свое место. Если я даже пошевелюсь, его тут же займут. А мне хотелось сидеть в своем углу, где хотя бы можно привалиться к стене.
Я все еще была мокрой. Сестра, от которой я отмахнулась, принесла футболку и предложила переодеться. Мне хотелось надеть сухое, но где это сделать? Ни в одну из их уборных я не пойду, в них стоит жуткая вонь. При одной мысли об этом меня замутило. Поэтому я прямо на месте стянула с себя мокрую голубую майку и кинула ее на пол между скамейкой и стеной, затем надела сухую футболку. Она была фиолетовая, с жизнерадостным желтым мишкой на груди.
Иногда ко мне подходили знакомые: водители джипов, часто видевшие нас в заповеднике; несколько официантов из гостиницы. У них были добрые, встревоженные лица. Они спрашивали, где моя семья, где дети, нашла ли я кого-нибудь. Я пожимала плечами, мотала головой и хотела лишь, чтобы меня оставили в покое. Каждый раз, когда кто-то направлялся в мою сторону, меня охватывал ужас: вот сейчас именно он мне скажет, что Стив погиб, что погибли мальчики или родители.
