Волна - [42]
Хочу, чтобы сейчас было воскресенье, а я крутилась бы у нас на кухне. Хочу, чтобы пришел Стив с полным пакетом свежих булок. Я наделала бы горячих бутербродов с моцареллой, помидорами, базиликом и мелко порезанным зеленым чили. Мы со Стивом выпили бы по бокалу белого вина. Булки в нашей местной пекарне не так хороши, как те, что мы покупали на Брик-Лейн, когда жили в Восточном Лондоне — давным-давно, еще до рождения мальчиков. По выходным мы тогда ходили в кино на поздние сеансы, а по дороге домой покупали свежайшие, горячие булки — только что из печи. В три часа ночи в пекарне не было никого, кроме нас и таксистов, которые подъезжали к ярко освещенному магазинчику, где за фунт можно было взять целую дюжину булок. Мы часто рассказывали сыновьям про те беззаботные времена: «Вот было хорошо! Мы гуляли целую ночь, а вас еще не было, и по воскресеньям никто не будил нас ни свет ни заря!» Дети делали вид, что им стыдно.
Летом на выходных Стив обычно разжигал печь для барбекю и жарил кальмаров, замаринованных в розмарине с соком лайма и красным стручковым перцем. Ломтики соленого сыра халумиса, каре ягненка, колбаски от нашего местного мясника, грека-киприота Никоса. Никос нипочем не желал верить, что Стив — англичанин. «Англичане ничего не понимают в еде, какой же он англичанин?» — удивлялся мясник. Я говорила, что правильно воспитываю мужа. Никос уважительно кивал.
По выходным Стив часто готовил горы еды, и мы приглашали друзей. Или приезжала его родня, и тогда на нашей лужайке собиралось человек двадцать. Он делал свою версию раана — барашка на вертеле по-индийски. Баранья нога выдерживалась два дня в маринаде из йогурта, миндаля, фисташек, всевозможных специй, мяты и зеленых перчиков чили. Стив пристально наблюдал за мясом, опасаясь, что оно будет недостаточно нежным, и поливал ногу джином каждый раз, когда поворачивал вертел. «Баранина должна быть такой мягкой, чтобы ее можно было есть ложкой», — обычно говорил он.
В дни тихих семейных обедов мы готовили утиные яйца и ели их с крампетами. Мальчикам яйца очень нравились. Они уважительно взвешивали их на ладошке, стучали по крепкой скорлупе. Вик притворялся, что хочет поиграть яйцом в кегли. Его веселило, как я тревожно мечусь вокруг, когда он пригибается и отводит руку с яйцом назад. В конце концов он клал яйцо на стол и со странным акцентом — как бы ливерпульским — говорил: «Да ладно, будет тебе причитать». Этому он научился у отца.
Обычная, нормальная жизнь. Так мне казалось.
За утиными яйцами мы ходили на фермерский рынок в Палмерс-Грин. Малли там непременно терялся. Обычно мы находили его в куче фиолетово-зеленой брокколи. Первым делом мы замечали его хохолок — словно у только что вылупившегося птенца цапли. В августе мы покупали ренклоды — зеленые сливы. В это время они особенно хороши — уже спелые, но еще не размякли. А весной Стив брал на рынке артишоки и тушил с чесноком и лавровым листом. Мы ели их горячими. Стив научил мальчиков, как надо разделять лепестки и выскребать мякоть нижними зубами. Он часто рассказывал, как впервые попробовал артишоки в десять лет, когда колесил по Франции с отцом-дальнобойщиком.
Европейская еда и выпивка отчасти примиряли моего свекра Питера с вынужденным одиночеством и скукой дальних рейсов. Питер не желал довольствоваться яичницей и жареной картошкой — их подавали в придорожных забегаловках. Вместо этого он каждый вечер гонял грузовик по узким сельским дорогам и заезжал в какую-нибудь французскую или итальянскую деревеньку, где у него непременно имелись приятели со своим семейным ресторанчиком. Обычно они сами там же и столовались, а в меню ресторана была всего пара блюд в день. С тех пор как Стиву исполнилось семь, отец начал брать его с собой в рейсы на время каникул. Именно в этих поездках он впервые попробовал ризотто, рагу из кролика с беконом, буйабес и домашние равиоли, которые полюбил на всю оставшуюся жизнь. Школьные приятели ужасно завидовали его путешествиям, но, когда Стив начинал рассказывать о гастрономическом опыте, они глядели на него непонимающими глазами, спрашивая: «Чё?» — и возобновляли кровопролитные футбольные баталии, нехорошо обзывая Стива за то, что ел иностранную еду. В муниципальных кварталах лондонского Ист-Энда начала семидесятых экзотика не приветствовалась.
Но для семьи Стива экзотическое меню было не в новинку. Его отец родился в Рангуне, бывшей столице Мьянмы, и до десяти лет жил в Западной Индии, пока его родители и трое братьев в 1946 году не перебрались в Англию. По семейной легенде, они были первыми Лиссенбергами, вернувшимися в Европу после того, как некий Вильгельм Лиссенберг в семнадцатом веке покинул родную Голландию и отплыл на купеческом судне к индийским берегам. Когда семья поселилась в Англии, в маленькой приморской деревушке близ Борнмута, бабушке Стива и ее сестрам приходилось ездить за много миль, чтобы купить специй и прочих ингредиентов для
