Волки - [3]

Гляделки со смертью Петя выдержал, он не отвел взгляд, он не сдал назад, он не побежал, он не залажал. Будь что будет. Волк не моргал, Петя тоже не моргал, не моргал целую вечность. «Скажи своим, что это наша земля» – тихо так и напористо. Контакт. Без слов. Телепатия, блядь! «Хорошо!» – ответил Петя вербально ибо человек привыкает общаться словом, а не мыслью. И моргнул. Волк исчез. Седых некоторое время смотрел на сосны, ели и какие-то другие деревья и не видел за ними леса. На автопилоте он развернулся и на бреющем пошёл на базу, где с каменным лицом прошел мимо охраны вип-людей от простых людей и затёрся в вип-вагончик типа «М и Ж». Там, сделав свои малые дела, он столкнулся с главным японцем. Японского Петя не знал, поэтому на ломанном английском попытался объяснить, что волки тут большие страшные и людей едят. Наверное, вид Пети был страшен, потому что за ломанным английским не прятался волк, настоящий волк и этого волка хотел Седых донести до гостя из страны восходящего солнца! Японец несколько побледнел, но надо отдать должное потомку самураев – ни пяди пола около рукомойника он белому русскому варвару не сдал. Так Петя руки и не помыл, но спрыстнул их уже за столом водкой – лучшее дезинфицирующее средство. Коньяк уже кончился, в коммунальной квартире клювом не щёлкают! Пришлось перейти на родимую.

– Ты чо какой смурной, как будто приведение увидел? – поинтересовалась Татьяна.

– Так, всбледнулось что-то, вот кровь от лица и отхлынула, – ну не про волка же рассказывать.

– Не бережёшь ты себя! – заботливая русская женщина налила Пете ещё одну стопку.

Продолжили в микроавтобусе. Когда окружающий мир стал темнеть, Петя позвонил Весте. Минут пятнадцать он горячо объяснялся в любви, остаётся невыясненным, на какой минуте пропала связь (микроавтобус заехал в низину). Пришлось перезванивать и орать про любовь ещё раз. Теперь можно было пить, не боясь не выговорить длинных слов. На остановке взяли закусь, потому что награбленное с фуршета еда закончилась. В качестве одной из простых закусок использовали крабовые палочки (их делают отнюдь не из крабов!) Взяли те, на которые указал наманикюренный палец Татьяны, а не другие, потому что те были хуже, по авторитетному мнению Елисеевой. Не ошиблись, палки пошли на ура. Постепенно ёлки за окном микроавтобуса всё больше смазывались и смазывались, пока не превратились в зелёные сплошные полосы.

– Ты такой клёвый, – проредила Татьяна своими пальцами хайер Седых. – Вот не пил бы и не блядствовал, вышла бы за тебя!

– Кто блядствует?

– Давай не рассказывай, как тур по городам, так трахаешь всё, что движется. Да с тобой же в двух презервативах страшно ебаться!

– Всё под контролем!

– Бедная Веста… – никакого сочувствия в этой фразе не содержалось.

– Я её люблю, а то, что на концертах – остаётся на концертах, – Петя включил мужскую логику.

– Вот все вы такие мужики!

– Да…

Выпили.

– Какая у тебя гладкая кожа! – Татьяна гладила щёку Пети своими пальчиками. – Вот мне бы такую! Тебе же за тридцать глубоко?

– Да уже почти сорок…

– И такая кожа, – пальцы все гладили и гладили. – Открой секрет, чем мажешь?

– Да ничем. Генетика от родителей…

– Обалдеть!

Стали целоваться. А что тут такого? Татьяна с каждой рюмкой становилась для Пети всё красивее и желаннее. Доехав до Приозёрска, выпили на посошок. За телевизионщиками прибыли редакционные машины. Пишущие и снимающие стали вызывать такси и (непьющее меньшинство) рассаживаться по своим авто, припаркованных у площади Ленина. Очень скоро на площади остался только Ильич в виде памятника и его тень от фонарей. Таксисту Петя дал стольник и не забрал сдачи с 80 рублей – ехать было не далеко. Дома он долго не мог попасть ключом в замок. Распахнув дверь он бросился… нет, не к любимой женщине, а в туалет. Ополоснув лицо после необходимого опустошения мочевого пузыря, он явился к ещё не спавшей глубоко за полночь Весте. Она протянула к нему руки и тут Седых дернуло. Он испугался так сильно, как не испугался тогда, когда увидел волка. Руки Весты превратились в мохнатые лапы… Он импульсивно дернулся всем телом назад. Так ни один прыгун вперёд не сиганёт!

– Ты что?! Ты что?! – заголосила Веста.

– А это что на руках?! – тоже на повышенных тонах заполошил он.

– Да это же мехенди, дурак! Белая горячка что ли?

Да, это руки, это у неё обычные руки. И рисунки витиеватые и стильные. Петя решил про себя две вещи: ничего плохого не говорить про эти педальные мехенди и ни словом не упоминать про волка. Потому что он был в дурке – честно косил от армии в 90-е во время Чеченской войны, как и многие его друзья – и обратно туда, но уже по диагнозу настоящему, он не хотел.

– Клёвая прическа! – примирительно сказал мужчина и привычно потянулся к грудям женщины.

– Никакого секса, ты пил и целовался с какой-то блядью!

Он обнял и поцеловал куда-то в область ухо-горла-носа, а потом и в пупок попытался попасть, ведь чем пупок хуже уха? Он любил плоский животик Весты, её упругие ягодицы, длинные ноги… но разве можно расчленять любимую женщину? Ведь так можно найти душу или не найти или найти что-то другое, короче эта какая-то мрачная диалектика. Петя вдыхал, мял, целовал, лизал и покусывал – никогда не надо слушать, что говорит барышня. Надо делать.