Волки на переломе зимы - [132]

– Ну, а если серьезно? – возразил ему Феликс. – Что мы обязательно должны сделать в новом году, так это поделиться историями наших жизней с новыми братьями и сестрами.

– А вот за это обязательно нужно выпить, – заявил Сергей. – Правда, и ничего, кроме правды.

– А кто произнес слово «правда»? – осведомилась Беренайси.

– Лично я не намерен этой ночью слушать никаких подобных россказней, – сказал Сергей. – А вам, молодежь, лучше всего дождаться, покуда Geliebten Lakaien начнут плести свои сказки о корнях и кронах.

– Вы что же такое хотите сказать? – осведомился Стюарт. – Лично я, черт возьми, хочу узнать чистую правду о том, что было. Правду и ничего, кроме правды!

– А я готов слушать все, что угодно, – сказал Ройбен. Фил кивнул и поднял бокал.

И снова все захохотали, как будто было сказано нечто очень смешное.

Феликс же никак не хотел придать финалу вечеринки серьезную интонацию и то и дело провозглашал тосты, подразнивал Стюарта и обменивался шпильками с Маргоном.

Ройбен давно уже отодвинул свой бокал и теперь потягивал кофе, наслаждаясь резкостью его вкуса и кофеиновой встряской, и сентиментально и влюбленно поглядывал на Лауру. Ее синие глаза были полны жизни, и к ним так шло синее платье, что в Ройбене бурно взыграли эмоции. «Еще семь минут, – думал он, глядя на свои наручные часы, которые показывали точно то же время, что и огромные напольные часы, возвышавшиеся в большом зале, – а потом я схвачу ее в объятия и обниму изо всех сил, а она меня, и ты никогда не забудешь этой ночи, этого Йоля, этой Модранехт, этого года, этого времени, когда началась твоя новая жизнь, а с нею и глубочайшие твои любовь и осмысление».

Внезапно во входную дверь громко постучали.

В первый миг никто не пошевелился. Звук послышался снова: кто-то снаружи, под дождем, с силой барабанил в парадную дверь.

– Кого же это могло принести?! – воскликнул Фрэнк и, вскочив, торопливо, словно швейцар, отлучившийся со своего поста, пересек столовую и скрылся за дверью, ведущей в большой зал.

Когда дверь распахнулась, по дому пролетел порыв ветра, взметнувший легкие огоньки свечей, а затем дверь грохнула, закрываясь, послышались щелчки задвигаемых засовов и два, кажется, споривших голоса.

Феликс молча стоял во главе стола с бокалом в руке, как будто бы знал, кто стучал, и заранее предвидел его появление. Остальные прислушивались, пытаясь угадать, кто это. Только Беренайси негромко, но явно испуганно охнула.

Появился раскрасневшийся и встревоженный Фрэнк.

– Хотите впустить его?

Феликс ответил не сразу. Он некоторое время вглядывался мимо Фрэнка в короткий коридор, отделявший столовую от гостиной.

И лишь после того, как Фрэнк шагнул к своему месту, Феликс направился к нежданному посетителю.

В дверях появился промокший, перепачканный грязью, бледный, как мука, дрожащий от холода Хокан.

– Помилуй бог, ты же весь мокрый, – сказал Феликс. – Лиза, пожалуйста, принеси сверху какой-нибудь мой свитер. Хедди, полотенца.

Остальные молча сидели вокруг стола. Ройбен поймал себя на том, что как завороженный наблюдает за происходящим.

– Снимай скорее пальто, – и Феликс, не дожидаясь реакции на свои слова, принялся расстегивать пуговицы и стягивать пальто с плеч Хокана.

Появилась Хедди. Встав за спиной Хокана, она принялась вытирать его промокшие волосы, а потом протянула ему другое полотенце, чтобы он вытер лицо, но Хокан уставился на полотенце с таким видом, будто не имел представления о том, что это за предмет и для чего он нужен.

– Господин, сбросьте мокрые ботинки, – предложила она.

Хокан стоял словно окаменелый.

Стоял и смотрел Феликсу в глаза. Его лицо дергалось, но прочесть что-либо по его выражению было невозможно.

Потом он издал какой-то негромкий звук вроде невнятного слова или сдавленного стона и вдруг закрыл лицо руками и затрясся от сухих рыданий, перемежаемых кашлем.

– Их никого больше нет! – произнес он надорванным страданием голосом. – Их никого нет – ни Хелены, ни Фионы, ни всех остальных.

– Пойдем, – ласково сказал Феликс и, обняв Хокана за плечи, повел его к столу. – Я знаю. Но у тебя есть мы. У тебя всегда есть мы. Мы всегда ждем тебя.

Вцепившись в Феликса, Хокан плакал на его плече.

Маргон закатил глаза, Тибо покачал головой. Сергей, как и ожидал Ройбен, неодобрительно рыкнул.

А Фрэнк негромко, но сурово произнес:

– Помилуй бог! Феликс, друг мой, по-моему, твое терпение просто неисчерпаемо.

– Скажи, Феликс, – загробным тоном сказал Сергей, – есть ли под солнцем хоть кто-то – фея, эльф, демон, тролль или последний негодяй, – кого ты не попытался бы полюбить жить с ним в мире?

Тибо коротко, с горечью, засмеялся.

Но Хокан, похоже, не слышал их слов и продолжал горестно, безнадежно рыдать.

Феликс, продолжая держать его в надежных объятиях, ухитрился все же повернуть голову и посмотреть на остальных.

– Солнцеворот, джентльмены, – сказал он сверкнув глазами, – Йоль. А он – наш брат.

Никто не ответил ни слова. Ройбен украдкой глянул на Фила, который с душераздирающе-печальным лицом смотрел через стол на Феликса и Хокана. Однако в его выражении лица угадывались, как ни странно, и восхищение, и даже безмятежность.