Волки и вепри - [41]

— Пришёлся ли тебе по нраву мой подарок?

Игерна достала из клетчатой поясной сумочки кольцо, повертела в руках:

— Этот, что ли? Тяжеловат, признаться.

Глядя на массивный перстень, украшенный самоцветной печаткой-звездой и двумя розочками по бокам, Хаген молча обругал себя последний дурнем, а вслух сказал:

— Придётся подарить тебе к нему цепочку или бархатный шнур, чтобы бы носила его на шее.

— Не слишком-то щедро, — заметила девушка. — Орм Эриксон подарил мне коня сидов.

«И как же ты его за это отблагодарила?» — хотел спросить Хаген, но в последний миг прикусил язык, остановил злые слова и произнёс, как мог ровно:

— Белого, наверное, с шёлковой гривой и тонкими копытами?

— И как ты догадался? — игриво вскинула брови девушка.

— Ты, верно, диво как хороша в седле на белом коне, — бесхитростно улыбнулся Хаген. — У меня тоже есть белая лошадка. Сметанкой звать.

— Здесь? На острове? — удивилась Игерна.

— Нет, там, — махнул рукой куда-то на северо-запад, — за морем. Дома.

— Дома? — переспросила Игерна, глядя викингу в глаза. — Где же твой дом?

— Мой дом… — Хаген замялся, впервые за много зим задумавшись над этим, понимая, что нет у него ни дома, ни хорошего ответа. — Мой дом — вся Страна Заливов.

— И как тебе живётся в этой твоей Стране Заливов?

Игерна спрашивала с вежливым, отстранённым любопытством, но в голосе зазвенела тонкая струна лёгкой, едва слышной печали. Хаген тепло улыбнулся:

— С превеликим удовольствием тебе об этом расскажу, коли ты позволишь сопровождать тебя, когда ты решишь объездить дареного коня сидов.

— Ну так что ж мы расселись?! — ослепительно улыбнулась Игерна, вскакивая со скамьи…

…Так и повелось. Игерна и Хаген ездили по берегу, вдвоём на одном коне, к восхищению друзей и тихому скрежету зубов Орма Белого. Девушка сидела впереди, как положено, по-женски, а молодой моряк держал поводья, сидя позади, любуясь её лицом вполоборота. Подолгу беседовали обо всём на свете. Хаген рассказывал о Стране Заливов, о разных землях, где успел побывать, о тамошних людях, об их обычаях, а Игерна — об островах, на которых провела всю жизнь. Девушка неплохо, как и все геладцы, говорила на Скельде, жёстком, рубленом языке Севера, но Хаген упросил помочь ему выучить Имрех — певучее наречие сидов, эридов и геладов, так что к концу зимовки мог если не складывать стихи, то во всяком случае — объясниться с местными. А вечерами дочь клана Ан-Тайров играла на большой сладкозвучной арфе в большом зале, неизменно вызывая трепет в груди викинга. Думалось сыну Альвара — ничто в целом мире не способно растопить иней на его рёбрах, однако сердце плавилось восковой свечой от густых и звонких звуков, причиняя боль, даря горьковато-медовую сладость, и ещё — неведомое чувство, светлое и щемящее, названия коему Хаген не знал.

И за сей дар он готов был целовать следы Игерны тир-Сеах, хотя порою и ненавидел её за это.

А ещё высокородная арфистка решила загадку странного струнного короба, спасённого Хагеном из горящего храма сидов.

— Это же клайрсэах! — не веря своим глазам, Игерна водила пальцами по струнам, по металлическим узорам на коробе, ласкала инструмент, как живое существо, как своего коня, любимых дворовых собак, как его, Хагена, или как сам Хаген гладил верный боевой топор. Юноша на миг ощутил укол ревности, но любопытство, разумеется, тут же пересилило:

— Кто такой «клайрсэах», прелесть?

— Воистину, вы, северяне, глупы, — усмехнулась Игерна, передразнивая кого-то из древних мудрецов. — Вот это, — указала на рогатую лиру на стене, — это называется просто клайр. Арфу со струнами из жил или кишок, которую можно держать на коленях во время игры, мы зовём круит. Большую арфу с бронзовыми струнами, ту, что в большом зале, — круит-мор. А вот это, — нежным касанием оживила инструмент, превращая диковинное плетение древа и металла в многоголосый хор, отверзая уста древнего божества, — это настоящий клайрсэах, истинное сокровище Холмов. Иногда его называют Клайг-на-Муир, Голос Моря[31].

— Голос Моря… — задумчиво повторил Хаген. — Что же в нём такого особого? На ваших островах, как я понимаю, на этом инструменте редко кто играет…

— Никто не играет, — перебила Игерна. — Последним из геладов, кто играл на клайрсэахе, был Клайд ан-Дху с острова Иблех, а он жил больше ста лет назад. Он полюбил одну девушку, которая была обручена с человеком из клана Ан-Мойров, и она ответила ему взаимностью. Клайд выкрал её прямо со свадьбы, они какое-то время скитались, укрываясь от всего мира, но однажды любовников выдали разгневанному вождю клана. Клайда казнили страшным способом: отвезли на шхеру, отрубили обе руки и бросили перед ним клайрсэах: играй, мол, теперь, коли сможешь! А его милую Хенинэ заставили на это смотреть. Клайд же, перекрикивая стенания любимой, попросил выполнить последнюю волю: снять с него башмаки. Сделали так. Тогда Клайд ан-Дху сел под одинокой сосной и стал играть на арфе пальцами ног. Он играл, пел и проклинал весь род Ан-Мойров на веки вечные, вплетая чары в шум ветра и ярость волн. А все стояли и смеялись, ибо не верили, что проклятие сбудется. Когда же Клайд умер, лопнули струны клайрсэаха и треснул короб. А море забрало мёртвое тело…