Волки и вепри - [32]

— А что, герре сейдман, — осведомился мастер, — хорошо ли кусает Змей Кургана?

— Смертелен каждый укус, — улыбнулся Хравен почти тепло, пожимая могучую руку Торварда.

— Погляжу его в деле, — со смехом огладил палёные усы кузнец.

Тот же Торвард умелец привёз Арнульфу в подарок меч. Это был перекованный кьяринг алмарского изготовления. Торвард украсил клинок золотой вязью и кольцом ближе к рукояти, а на обратной стороне выбил имя меча: «ALDREG».

— Как прикажешь это понимать? — сдвинул брови Седой. — Два значения у этого имени, «Никогда» и «Навсегда», и оба мне не по нраву!

— Есть и третье значение, — улыбнулся Торвард, — «Вечность». Это тебе по нраву?

— Жареному коню в жопу не смотрят, — вздохнул Арнульф, хотя было видно, что кьяринг пришёлся ему весьма по душе.

Выступили на стороне Арнульфа седьмая и девятая сотни гравикингов на пяти судах. Их вели два хёвдинга, старый и молодой, наставник и ученик, Альм Вещий и Хельги Убийца Епископа. Его так прозвали после того, как он одолел в поединке Буркхарда, епископа Твинстерского, слывшего одним из лучших бойцов и худших священников в Алмаре. За это Унферт не преминул горячо поблагодарить юного викинга: спасибо, мол, что очистил ряды Матушки-Церкви от злобного козлища.

— А Твинстер зря разграбили, — добавил Алмарец с лёгкой укоризной.

— Надо же как-то жить, — вздохнул Хельги…

…Выступали викинги в разгар лета, сразу после праздника Мидсоммар. Мучаясь похмельем, морщась на яркое солнце и рокот рогов, блюя за борт, утираясь и смеясь. И Хаген смеялся: был счастлив, что встретился со старыми товарищами, что идёт с ними на новое дело, а более всего — что столько людей отправилось за виднокрай, чтобы выполнить его, Хагена, замысел.

Ну, или хотя бы проверить, насколько сей замысел осуществим.

Хаген совершенно напрасно счёл себя самым умным. Не только ему пришла в голову мысль наведаться в зелёный Эйред. У Хьёрвика скиптунг[23] Арнульфа перехватил два корабля на выходе в открытое море. Те ладьи, да и вожди на ладейных носах, были ему знакомы. Девять зим назад Арнульф на «Бергельмире» сражался с ними в этом же заливе. Один его корабль стал тогда против четырёх — и не выстоял, и пошёл ко дну, а сам Арнульф сменил доспехи на лохмотья раба. О, то была памятная битва!

Братья-хёвдинги, Эрленд и Эрлюг, сыновья Хроальда Дальге, дроттинга острова Хьёрсей, тоже узнали Арнульфа. Подняли вёсла, замедлили ход, но красного щита не поднимали: двое не выстоят против семнадцати! Тем паче, что на «Свафнире» подняли белый щит.

— Хэй, Хроальдсоны! — крикнул Арнульф. — Куда путь держите?

— На восток, — кратко ответил Эрленд.

— А что вы там забыли, на востоке-то?

— Должны ли держать ответ перед тобой? — дерзко вскинулся Эрлюг. — По какому праву?

— Должны, сын Хроальда, — рассмеялся Арнульф. — По праву старшего, — огладил седую бороду, — по праву сильного, — обвёл рукой свои корабли, — и по праву великодушного, — указал на белый щит на мачте «Свафнира». — Вы-то мало выказали великодушия, когда резали моих людей да топили мой струг.

— Желаешь сквитаться, Седой? — угрюмо проворчал Эрленд.

— С волком уже сквитался, — небрежно отмахнулся Арнульф, — а рвать зубы щенкам не по мне. Но, коли щенки не проявят учтивости, придётся их проучить!

— Попробуй, старый ты клювожор! — воскликнул Эрлюг, но Эрленд, старший из братьев, приказал ему заткнуться, а потом обратился к Арнульфу:

— То не тайна, куда мы идём. В Эйреде голодают псы и коршуны, и мы идём их покормить, да и сами, пожалуй, урвём преизрядный кусок!

— Правда за правду, сын Хроальда! — отвечал Арнульф. — Мы тоже держим путь в Зелёную Страну. Присоединяйтесь, и будете помилованы. Сохраните зубы и шкуры. Как вам это?

Драккары братьев сошлись борт к борту, Эрлюг ступил на нос «Хермода», переговорил с братом. Спустя недолгое время старший Хроальдсон громко сказал:

— Это нам подходит. Веди, Седой Орёл!

А возле острова Эйкин к скиптунгу присоединились ещё два драккара: «Летучий Пёс» из Хединсфьорда под началом Эйлима тенгиля[24], сына Эйлифа конунга, и «Брунэльд» Раудульфа Эоринга из Эорсфьорда: пятидесятилетний князь решил тряхнуть стариной. Они, как ни странно, также двигались на Эйред, обагрить мечи, покормить воронов да руки погреть. Увидев, какой скиптунг собрал морской король Арнульф, король сухопутный, владыка Ильфинга, который годился Седому если не в сыновья, то уж точно — в племянники, скомкал бороду, потом скомкал свою гордость и засунул её под палубу со словами:

— Мы тебе не помешаем, сэконунг?

— Уж коли хеднинги с ильвингами примирились и отправились вместе на дорогу чайки, то, думается, и с нами поладите, — был ответ. — Но чтобы не прекословили мне, Раудульф и Эйлим! Я вождь в этом походе. Не по нраву — широка китовая равнина!

— Если мне покажется твоя воля слишком суровой, я просто уйду, — сказал Раудульф, — однако не забуду предупредить тебя загодя: не по мне судьба Кьятви Мясо.

А сын Эйлифа конунга и вовсе не стал кочевряжиться. Ни к чему, да и перед кем!?

Так и вышло, что в первые дни месяца Хауст жители Геладских островов с тревогой и удивлением увидели почти две дюжины кораблей, мало похожих на торговые. Заметив суету на берегах, Арнульф приказал поднять белые щиты и снять с носов драконьи головы. Но окончательно страхи улеглись, когда геладцы опознали снеки земляков, и в первую очередь — «Айбирнэ» Бейлана Трове, сына Сомерледа Ан-Тайра, короля Геладов. Или, как его звали викинги, Бьёлана Тёмного, сына Сумарлиди ярла. К нему-то, к владыке островов, и устремились драконы волн, миролюбиво склонив резные главы.