Волк - [71]
А я не могу разобраться между образом и земным человеком. Я пытаюсь понять и сформулировать род моих страданий, терзающих, правда, мой мозг, а не душу. Я выдвигаю логичное, материалистически правильное объяснение: «Светлана при моей встрече с Ириной возникла, как моя же собственная мысль о ней, а не как потусторонний облик. Вместе с тем явно выраженное на ее лице презрение ко мне за связь с библиотекарем я объяснить не могу. Светлана не просто любила меня, она заботилась обо мне, и ничего ей не надо было взамен, — думаю я. — Может, она и сейчас оберегает меня?» Но это объяснение меня не устраивает. А не устраивает потому, что я в него НЕ ВЕРЮ. И в этом НЕ ВЕРЮ заключается то, что я как раз верю в необъяснимое ее появление. Но и не это меня мучает, а невыносимый в моем НЕверии в появлении Светланы сам факт ВЕРЫ. Без НЕ.
Что-то я вдруг устал! А кажется, что в последние дни, именно в последние дни, моя душа особенно отдыхала… Я, может, впервые позволил ей отдохнуть, а она так устала. Отчего? Может, я впервые позволил ей быть? И она устала, как устают младенцы от свежего воздуха, как лежачие больные от заоконного солнца? Моя растренированная, неокрепшая, инфантильная душа?.. Кажется, это я произношу слово «душа»? Я смеюсь. У меня разжижение мозга. Сентиментальность вытесняет разум?
Да нет, все получается гораздо проще, если вспомнить недавний разговор с Капустиным. Я, дневальный, стою у тумбочки, когда он заходит в казарму в отличном костюме и модных, лакированных штиблетах вместе со своим сыном. Сын его одет в вельветовую куртку, бриджи и черные полуботинки. Правда, подобные явления не редкость: офицеры прогуливаются иногда в сторону вверенных им подразделений, сочетая моцион с проверкой обстановки. Я вскидываю руку к пилотке, чтобы доложить, как положено, но он жестом останавливает меня и говорит сыну:
— Сходи в тренажерный класс, побалуйся.
Присев на табурет, комбат оглядывает казарму и как бы между прочим начинает меня расспрашивать о Москве, гражданской жизни, семье. Я отвечаю ему на все вопросы: и о своей работе на заводе, и о учебе в вечерней школе, и о занятиях в заводской самодеятельности, об отце с матерью. Но скучающий взор Капустина обращен к окну, и я понимаю, что он досконально знает мое личное дело.
Наконец комбат поднимается с табурета. Его глаза находят мои зрачки и впиваются в них. Капитан с привычной уже для меня чуть заметной улыбкой завершает наш разговор сворачивающими набок мою психику словами:
— Я рад, что наша прошлая беседа, во время прогулки, оказалась полезной для вас, и вы прекратили встречи с этой женщиной. Надеюсь, что и впредь мы будем внимательны друг к другу. Но учтите, слабаки мне не нужны!
И как мне понимать сказанное Капустиным?! А ведь я страдаю! Комбат и не догадывается, как я страдаю из-за того, что уже май, а я ни разу не встречался с Ириной. Вот где собака зарыта!
На печке шипит сковорода и булькает кастрюля. Воронов и Евстратов уносят их, а затем ставят новые. В доме начинается активное движение, и я заглядываю в него. В зале вдоль стен уже стоят свежевыструганные скамьи и столы, уставленные посудой из офицерской столовой. Середина комнаты пуста. Не считая небольшого столика, на котором в чугунной посудине под выпуклой крышкой томится жаркое из баранины.
В залу входит полковник в сопровождении Веры, Ирины, Жукова, Воронова, Евстратова и Рахматулина. Вера обводит комнату глазами и говорит Алексею Дмитриевичу тоном величайшей искренности:
— Вот так мы нахозяйничали, Алексей Дмитриевич. Уж вы извините нас, если что не получилось. — В ее словах что-то театральное, заранее обдуманное, но замполит этого вроде бы и не замечает.
— Спасибо, Вера, спасибо, Ирина, всем спасибо, — отвечает полковник с выверенной мерой теплоты и уважения. — Благодарю вас.
Вскоре из части на дорогу, ведущую в нашу сторону, выезжает автобус. И минут через двадцать к Понько, одетому в парадный мундир с иконостасом из орденов и медалей, направляются гости во главе с генералом. Он тоже в парадном мундире и при наградах. Однако, увидев его, Понько не бросается навстречу ему, как можно было бы предполагать. Он замирает в ожидании. Иванов с великодушной улыбкой, раскинув руки, сам делает шаг ему навстречу. Обнимая замполита, он говорит с грубоватой лаской:
— Мой любимейший человек, стратег и гений! Я прошел с тобой всю войну. И теперь, когда тебе уже полета, скажу, что большего авантюриста с непомерным темпераментом и чудовищной фантазией я не знал. — Он поворачивается к гостям: — Все, что замысливал этот честолюбец, свершалось на все сто, нет, на двести процентов. Его «катюши» непостижимым образом могли появляться где угодно. Немцы знали о нем все и ничего не могли поделать. Их подавлял, ужасал его огненный гений.
Капустин и Жуков, тоже в мундирах и с наградами, торжественно вручают Понько саблю, отделанную серебром. Комбат говорит:
— Алексей Дмитриевич, по просьбе твоих фронтовых друзей ростовские казаки, мои земляки, изготовили для тебя, кубанского казака, эту шашку. Прими ее!
Затем приходит очередь поздравлять юбиляра офицерским женам.
Что может быть хуже, чем быть 39-летней одинокой женщиной? Это быть 39-летней РАЗВЕДЕННОЙ женщиной… Настоящая фанатка постоянного личного роста, рассчитывающая всегда только на себя, Дейзи Доули… разводится! Брак, который был спасением от тоски любовных переживаний, от контактов с надоевшими друзьями-неудачниками, от одиноких субботних ночей, внезапно лопнул. Добро пожаловать, Дейзи, в Мир ожидания и обретения новой любви! Книга Анны Пастернак — блистательное продолжение популярнейших «Дневник Бриджит Джонс» и «Секс в большом городе».
Знакомьтесь, Рик Гутьеррес по прозвищу Кошачий король. У него есть свой канал на youtube, где он выкладывает смешные видео с котиками. В день шестнадцатилетия Рика бросает девушка, и он вдруг понимает, что в реальной жизни он вовсе не король, а самый обыкновенный парень, который не любит покидать свою комнату и обожает сериалы и видеоигры. Рик решает во что бы то ни стало изменить свою жизнь и записывается на уроки сальсы. Где встречает очаровательную пуэрториканку Ану и влюбляется по уши. Рик приглашает ее отправиться на Кубу, чтобы поучиться танцевать сальсу и поучаствовать в конкурсе.
Книга современного итальянского писателя Роберто Котронео (род. в 1961 г.) «Presto con fuoco» вышла в свет в 1995 г. и по праву была признана в Италии бестселлером года. За занимательным сюжетом с почти детективными ситуациями, за интересными и выразительными характеристиками действующих лиц, среди которых Фридерик Шопен, Жорж Санд, Эжен Делакруа, Артур Рубинштейн, Глен Гульд, встает тема непростых взаимоотношений художника с миром и великого одиночества гения.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.