Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - [46]

На складе, конечно, был полный развал. Повсюду стояли полуразбитые грузовики, пустые ящики, а морозильная камера – это вообще был ужас. Дверь была широко распахнута, и внутри не было ни крошки еды. Там, как плесень, разрастались толстые слои инея. Это было ясной иллюстрацией того, насколько плохо мы руководили компанией. Я помню, что даже моя уверенность в себе слегка пошатнулась.

С тяжелым сердцем я сказал Элиоту: «Мне жаль, что я ухожу, но я должен это сделать. Я должен пробиться на Уолл-стрит. Элиот, там люди зарабатывают обалденные деньги. Действительно обалденные».

«Я знаю, – тут же ответил он, – но я не могу представить, что я целый день сижу за столом. Там же торгуют по телефону. Ты будешь звонить людям, которых никогда не видел, стараясь убедить их прислать тебе деньги. Я не могу этого понять…»

Я медленно покачал головой.

– Вы знаете, теперь это, наверное, звучит смешно, но я тогда подумал то же самое: ну невозможно было себе представить, что кто-то, кого я никогда не видел, отправит мне сотни тысяч долларов после того, как я ему позвоню. Не говоря уж о том, что мне предстояло звонить людям по всей стране. Насколько велика была вероятность того, что совершенно незнакомый мне человек из Техаса окажется настолько безумным, что пришлет мне полмиллиона баксов, заработанных тяжким трудом, – при том что он меня даже никогда не видел? Но в моем мозгу горел образ Майкла Фалька. То, что ребята зарабатывали состояния на Уолл-стрит, было фактом. Мое место было на Уолл-стрит.

Тут вступила Ведьма:

– Значит, Элиот не захотел пойти с вами?

Я покачал головой.

– Хотите верьте, хотите нет, но не захотел. Он решил и дальше заниматься торговлей мясом и морепродуктами, сделать еще одну попытку. Он считал, что сможет заработать деньги, если будет работать один, – этакий маленький да удаленький бизнес.

Я на минуту задумался.

– Поймите меня правильно, я же не мог предложить ему работу. Это было не в моей власти. Но я действительно спросил его, пойдет ли он на интервью, если я смогу об этом договориться. Но он сказал: «Нет».

Я грустно пожал плечами.

– В тот вечер я вернулся домой без машины, без денег и полным банкротом. И знаете что? Мне было наплевать. Я теперь работал на Уолл-стрит, и это было главным. А то, что мне собирались платить всего лишь сто долларов в неделю, меня совершенно не волновало. Я надеялся – надеялся на будущее, а это самая сильная надежда в мире.

Я сделал паузу и некоторое время смотрел на лица моих мучителей, пытаясь понять, о чем они думают и что конкретно они думают обо мне. И хотя точно сказать было невозможно, но у меня было неприятное подозрение, что они запутались еще больше, чем раньше. В моем рассказе все было понятно, но, думаю, они не могли разобраться, что двигало таким человеком, как я.

В любом случае все это было только легкой разминкой. Все вкусненькое – шлюхи, наркотики, наглые махинации – было еще впереди, до этого оставалось один или два дня. Подумав об этом, я взглянул на Одержимого и сказал:

– Вам не кажется, что самое время пообедать? Уже почти час дня, и я вообще-то проголодался.

– Безусловно, – мягко ответил Одержимый, – на Рид-стрит есть хорошие места. Это всего в двух минутах отсюда.

Ублюдок согласно кивнул.

– Очень продуктивное утро. Вы заработали хороший обед.

– Конечно, – ехидно поддакнула Ведьма, – вы предоставили нам редкую возможность заглянуть в мозг преступника.

Я холодно улыбнулся ей в ответ:

– Ну что же, Мишель, я рад, что вы так считаете, потому что я рад вам помочь.

Глава 8 Вонючехословакия

После моего более чем семичасового канареечного щебета мой первый день в карьере стукача на Корт-стрит, наконец, подошел к концу. За это время я успел дойти в своем рассказе до первого дня моей работы в качестве лицензированного биржевого маклера. По чистой случайности это был день биржевого краха 19 октября 1987 года. Четверо моих мучителей вместе с моим адвокатом видели в этом совпадении великую иронию судьбы. Ведь с самого моего первого дня в стоматологическом колледже и до моего первого дня на Уолл-стрит меня, казалось, преследовало проклятье царя Мидаса, только с обратным знаком – все, к чему я прикасался, превращалось не в золото, как у царя Мидаса, а в натуральное дерьмо.

И все же, если посмотреть на все это с другой стороны, нельзя было не согласиться, что я обладал определенной силой сопротивления и умел держать удар. Как выразился Магнум, если бы меня спустили в унитаз, я бы тут же появился с другого конца с лицензией водопроводчика в руках. Хотя слова Магнума были во многом справедливы, я был уверен, что на этот раз на другом конце этого унитаза меня не ждала никакая лицензия водопроводчика.

И вот я снова оказался в лимузине и возвращался под домашний арест в Олд-Бруксвилл, чтобы снова стать пленником в собственном доме и мальчиком для битья у Герцогини. За рулем, как всегда, сидел балабол-пакистанец, но за те полчаса, что прошли с момента нашего выезда из Сансет-Парк, он не сказал ни слова, потому что я пригрозил отрезать ему язык, если он не прекратит свою трескотню.

Мы были уже на скоростной автостраде Лонг-Айленда неподалеку от границы с Куинсом. Час пик подходил к концу. Это было время наступления сумерек, когда включались уличные фонари, не прибавлявшие, впрочем, света. Машина двигалась со скоростью улитки, а я смотрел в окно, погруженный в размышления.