Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - [177]

– Поверь мне, – сказал он, – когда ты прочтешь эту книгу, то тоже будешь накладывать арест на имущество начальника тюрьмы. Пойми: ты ведь просто раб, Джордан. Ты должен отозвать свое подставное лицо, другого выхода нет.

Я кивнул и взял у него книгу. А потом просто ради прикола спросил:

– А как же Федеральная налоговая служба? Что же с ними произошло?

Он улыбнулся с видом знатока.

– ФНС вообще не существует. Если ты найдешь в Конституции США хоть один закон, который позволял бы ФНС собирать налоги, обещаю побрить голову.

Ты имеешь в виду свой рыбий хвост?

– Есть только одна поправка, которая всего лишь упоминает подоходный налог, но она так и не была ратифицирована.

С этими словами он дотянулся до стопки бумаг на нарах и протянул мне ту, что лежала сверху.

– Вот список всех американских сенаторов, которые ратифицировали Четырнадцатую поправку. Посчитай: ты увидишь, что их было недостаточно для формирования законного большинства.

Я снова кивнул, затем взял предписанное мне чтение и забрался на верхние нары. Следующие несколько дней я провел, узнавая все, что только можно узнать о том, каким образом я могу отозвать свое «подставное лицо». Если я не знакомился с книгами об этом, то Сэм читал мне лекции, а когда в маленькую щель в стальной двери трижды в день просовывали малосъедобную еду, то Сэм настаивал, чтобы все недоеденное я выбрасывал в туалет – включая огрызки яблок и неоткрытые пакетики с кетчупом. Иначе злодеи из «Вакенхат», стремящиеся любой ценой сократить расходы, будут использовать повторно все объедки.

Каждое утро Сэм улыбался мне с унитаза и говорил:

– Пора покормить начальника тюрьмы!

Потом накладывал огромную кучу и, довольно кивнув, нажимал слив в унитазе.

Я писал по два письма в день, одно Чэндлер и одно Картеру. Я решил, что лучше я солгу им – расскажу, в какой я хорошей колонии, как я целый день играю в теннис и занимаюсь в фитнес-центре. А не звоню я только потому, что здесь очень долго оформляют счет, на который переводится плата за телефонные звонки.

Пока один день сменялся другим, Сэм дал мне полную информацию о колонии, которая, конечно же, была прекрасным местом для отбывания заключения. Как он объяснил, за номинальную плату я смогу там жить как король: завести собственного повара, дворецкого, горничную, массажистку и человека, который будет выполнять ту работу, которую мне назначит мой консультант, и все это менее чем за тысячу долларов в месяц, причем выплачивать это можно не деньгами, а марками, сигаретами и купленной в буфете едой. А еще можно просто попросить одного из моих друзей на воле перевести деньги на счет в тюремном магазине для другого заключенного. И хотя последняя стратегия не совсем сочеталась с правилами, но, уверял меня Сэм, так поступают все.

И, наконец, утром седьмого дня моего заключения в изоляторе стальная дверь распахнулась, и я услышал самые прекрасные слова во всем мире:

– Вставай, Белфорт, пора в колонию.

– Слава богу, – пробормотал я, чуть не расплакавшись. Я как заяц спрыгнул с верхних нар, повернулся к Сэму и в последний раз посмотрел на его потрясающий рыбий хвост.

– Удачи тебе с твоим подставным лицом, – сказал я.

Он подмигнул:

– Я расправлюсь с этими ублюдками, как только захочу.

Похоже, что так оно и есть, – подумал я. И вышел из камеры.

– Да я его тебе сейчас в глотку воткну, – зарычал наркоторговец Тони, которому осталось сидеть еще пять лет из восьми.

– Попробуй, – зарычал я в ответ, – сейчас сам его получишь.

Это было через два часа, и наркоторговец Тони стоял примерно в пятидесяти футах от меня, по другую сторону от теннисной сетки. Стоял теплый зимний день – солнце ярко светило, было градусов пятнадцать тепла, и Тони собирался подавать. Я изо всех сил пытался следить за ним, но это было нелегко. В конце концов, в колонии происходило слишком много всего интересного. За спиной Тони находилось футбольное поле, где игра была в самом разгаре, рядом баскетбольная площадка, а за ней – заросшая травой поляна, где две дюжины мексиканцев сидели за деревянными столами для пикника и скручивали буррито для своей фиесты, назначенной на вечер пятницы.

Но это было только начало: за моей спиной располагалось бейсбольное поле, справа – беговая дорожка, площадка для метания подков, площадка для волейбола, а слева от меня, вдалеке, были дорожки для прогулок, которые вели к нескольким невысоким бетонным зданиям – столовой, залу для активного отдыха, библиотеке, комнатам для тихого отдыха, музыкальной комнате, медпункту и административному корпусу. По всему периметру были расставлены маленькие белые объявления: Проход закрыт, – а за этими объявлениями раскинулась плоская пыльная равнина, на которой стоял город Тафт, окруженный не слишком впечатляющим горным хребтом.

Неожиданно из громкоговорителя раздался зычный голос:

– Перекличка, перекличка! Двор закрывается. Всем колонистам вернуться в блок для четырехчасового построения и переклички.

Только я собрался бросить ракетку, как заметил, что никто из колонистов не обратил ни малейшего внимания на объявление, все они продолжали заниматься тем, чем занимались. Только когда через десять минут прозвучало новое объявление, то все потихоньку потянулись к выходу. В центре блока располагалось просторное пространство размером с футбольное поле, оно было заставлено бесконечным морем маленьких комнаток со шлакоблочными стенками, которые с одной стороны выходили на туалеты и душевые, а с другой – на телевизионные комнаты и комнаты для тихих занятий, а перед ними располагалось с полдюжины административных офисов, где персонал делал вид, что работает.