Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - [143]

Когда они снова погрузились в игру, окончательно потеряв связь с окружающей действительностью, я неожиданно задумался, какой матерью для моих детей могла бы стать Мисс КГБ, если вдруг случится беда. Хоть это и казалось невероятным, однако я должен был рассмотреть и такой вариант – что, если Герцогиня умрет и дети полностью останутся на моем попечении?

Мисс КГБ и Картер близко сошлись благодаря любви к видеоиграм, но за пределами этой привязанности не так много оставалось. Полного контакта между ними не было. Если они не сидели вместе перед экраном телевизора, то почти не разговаривали. Конечно, она всегда обходилась с ним дружелюбно, в этом не могло быть сомнений, но, как мне казалось, особой теплоты при этом не проявляла. Видно было некоторое безразличие, которое удивляло, принимая во внимание хваленые качества великой русской души.

Чэндлер не играла в видеоигры. Она играла в Барби, наряжала их и обустраивала их дом, а еще любила смотреть телевизор, отлично ориентируясь во всем разнообразии американских программ, так что у нее с Мисс КГБ было мало общего. Меня это беспокоило. Беспокоило, что Мисс КГБ ни разу не захотела ее обнять. Хотя, как и с Картером, она всегда была мила и улыбчива, видно было то же отсутствие контакта.

Мне казалось, что все просто: Юлия взрослая, а Чэндлер с Картером – дети, так что мяч находился на ее стороне. Или я ждал слишком многого? Она не была матерью моих детей, так с чего надеяться, что она сможет стать им второй матерью? Возможно, некоторая степень обыденного безразличия – это нормально и естественно, может быть, мне стоило быть признательным просто за ее доброту. «Ну нет, – думал я, – обычной доброты недостаточно. Равнодушие – это одна из форм жестокости, и дети обладают способностью за версту его чувствовать».

В то же время на другом конце спектра находился Джон Макалузо, бойфренд Герцогини. На прошлой неделе он ни с того ни с сего позвонил и предложил встретиться за чашкой кофе. Он много времени проводил с моими детьми, как сообщил он с мягкой улыбкой, и хотел заверить меня, что всегда будет стараться оказывать на них положительное влияние. Это был по меньшей мере превосходный ход, а когда несколько дней спустя мы встретились в ресторане «Олд-Бруквилл-Дайнер», то сразу нашли общий язык.

Он был примерно моего роста, худой, гибкий и полный выплескивающейся наружу энергии. К тому же красив, волосы с проседью, рельефно вылепленные черты итальянского лица. Но более всего бросалось в глаза его невероятное обаяние. С час мы болтали, осторожно избегая темы моего развалившегося брака с Герцогиней и их нынешних отношений, хотя я не раз подавлял желание спросить, говорит ли она со стоном: «Ну иди ко мне, мой маленький герцог!» во время их занятий сексом. Но все время болтовни со смехом и шутками один предмет для разговора темной тучей нависал над нами.

Наконец он об этом заговорил.

– Знаешь, это полный отстой, что я живу в Калифорнии, а Надин – в Нью-Йорке, – устало произнес он. – Прикинь, влюбиться в женщину, которая живет за три тысячи миль!

Вот оно: кот был выпущен из мешка.

Тут была серьезная проблема – и мы оба это знали, – и дело было не собственно в переезде. Либо ему нужно было перебираться сюда, либо она могла решить поехать туда. И, зная адвоката Герцогини, этого жирного ублюдка Доминика Барбару, с его неприлично толстыми губами и склонностью выставлять свою еще более толстую задницу в центр всеобщего внимания, я был уверен, что он использует мои непростые отношения с законом как козырь.

Джон был не дурак; заметив мою реакцию, он тут же добавил, что Надин ни за что не станет ничего предпринимать у меня за спиной. Она знает, какие близкие отношения у меня с детьми, и всегда говорит, что я хороший отец. На этом мы оставили тему, хотя, я думаю, оба понимали, что когда-нибудь этот вопрос снова возникнет во всем своем безобразии.

А моя прекрасная Мисс КГБ – как она вписывалась во всю эту картину?

Глядя на нее с Картером, объединенных любовью к мутированному бандикуту, я надеялся, что она сможет стать тем, что нужно. Возможно, она научится любить моих детей, возможно, и я научусь любить ее так, как когда-то любил Герцогиню, а когда-то – Дениз. Ведь, по правде сказать, я ощущал то же отсутствие полного контакта в наших с ней отношениях, которое я замечал между нею и моими детьми.

Может, со временем пропасть между нашими культурами станет нашей главной силой. В конце концов, у американцев ведь тоже есть собственная великая душа. Если верить Достоевскому, то сущность великой русской души состояла в постоянной и неисчерпаемой необходимости страдать, а сущность великой американской души ваш покорный слуга формулировал так: зачем вообще нам страдать, если наши отцы и деды уже пострадали за нас? Ну разве я с Мисс КГБ не мог бы объединиться в одну совершенную душу? Смесь американского оптимизма с русским фатализмом могла бы породить совершенство.

В любом случае у нас в запасе было несколько лет для сооружения моста через пропасть. Новое тысячелетие наступало – уже через восемьдесят дней, и после его наступления пройдет еще три-четыре года до того, как мне вынесут приговор.