Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - [134]

Вторые, как вы, наверное, догадались, делали все строго наоборот. Категорически не желали ассимилироваться. Зубами и когтями цеплялись за свой советский менталитет, словно голодная собака за свою кость. Они селились исключительно в районах, населенных русскими, они работали исключительно с русскими, общались только с русскими и решительно отказывались учить английский язык. И я сильно подозревал, что все это из-за того, что все они до сих пор испытывают ностальгию по славным временам Советской империи, когда мир восторженно следил за запуском первого русского спутника и полетом Юрия Гагарина… даже по пресловутому «железному занавесу» Хрущева. Для русских это были незабываемые времена – при одном упоминании Варшавского пакта, Берлинской стены или Карибского кризиса Запад кидало в дрожь.

Моя новая знакомая Юлия Суханова была не просто продуктом – она была истинным воплощением этой эпохи. До сих пор надеясь на возрождение Советской империи, она категорически не желала ассимилироваться. Забавно, но это не заставило меня относиться к ней с меньшим уважением – скорее даже наоборот: я понимал терзающую ее боль. Я ведь тоже когда-то сделал головокружительную карьеру, взлетев на самую вершину Уолл-стрит и став своего рода знаменитостью – правда, с весьма сомнительной репутацией, надо сказать. Но потерпел крах. И так же, как и Юлия, до сих пор так и не смог оправиться от этого удара. Единственной разницей было то, что в отличие от меня Юлия оказалась невинной жертвой событий, предотвратить которые было не в ее власти.

Как бы там ни было, нам обоим, похоже, нужно было придумать способ примириться с нашим безумным прошлым и решить, как жить дальше. «Возможно, вместе у нас получится, – подумал я, – может, преодолев, наконец, разделяющий нас языковой барьер, Юлия поможет мне разобраться в том, во что превратилась моя жизнь, а я смогу сделать то же самое для нее. Мысль эта неожиданно мне понравилась. Поколебавшись немного, я глубоко вздохнул и решился».

– Можно тебя поцеловать? – негромко пробормотал я.

На что мисс Юлия Суханова, первая, последняя и единственная «Мисс Советский Союз», ответила мне застенчивой улыбкой. После чего молча кивнула.

Глава 22 Не сбиваясь с курса

И мы занялись любовью. Но не той ночью, а прямо на следующий день.

Это было прекрасно; по правде сказать, дело не только в том, что это было прекрасно, а еще и в том, что, благодаря смекалистым биохимикам из фармацевтической компании «Пфайзер», я выступил как первоклассный жеребец.

На самом деле, как раз перед тем, как снять свою Мисс КГБ, я на пустой желудок проглотил пятьдесят миллиграммов виагры. Поэтому к тому времени, когда мы припарковались у моего дома, эрекция у меня была такая, что ее напором сотрудники управления по борьбе с наркотиками могли бы разнести дверь притона наркоторговцев.

Не подумайте, я не был импотентом или что-то в этом роде (честное слово!), но просто это показалось разумным поступком. В конце концов, прибегнуть к услугам голубого бомбардировщика, как ласково называют виагру (за ее лиловатый оттенок и взрывной эффект), было своего рода получением страхового полиса биохимической страховки от самого кошмарного из всех мужских комплексов: страха перед сексуальным провалом.

И я был биохимическим жеребцом – не только днем, но и весь вечер тоже. О чем «Пфайзер» не сообщает в инструкции (и что каждый мужчина, принявший хоть одну таблетку, знает), так это о том, что голубой бомбардировщик имеет свойство задерживаться на некоторое время в вашем организме. Поэтому и восемь часов спустя, когда ваша эрекция уже вряд применима в качестве тарана, ее твердости еще вполне достаточно, чтобы повесить несколько принесенных из химчистки вещей.

Где-то к четырнадцатому часу метаболизм приводит последние молекулы голубого бомбардировщика в негодность, вновь превращая вас в простого смертного. Вот именно поэтому я принял следующего голубого бомбардировщика ровно через четырнадцать часов, а спустя следующие четырнадцать часов – еще одного.

Я полагал, что КГБ по силам такое выдержать. Однако ближе к концу дня в среду даже она начала выражать недовольство. В костюме советской Евы, который состоял лишь из коммунистически красной ленты в волосах, она ковыляла в сторону ванной, бормоча: «Bleaha muha! Твоя штука стоит и стоит! Это ненормально! Это быть безумие! Это быть безумие», – и захлопнула за собой дверь ванной, продолжая бормотать еще какие-то русские ругательства.

А я тем временем лежал навзничь на кровати, одетый в костюм американского Адама. Костюм этот состоял из выпущенного федеральными властями электронного браслета слежения и спровоцированной виагрой эрекции, которая была крепче стали. Я просто расплывался в лучезарной улыбке. Если подумать, не каждый день еврейскому мальчику ростом пять футов семь дюймов, родившемуся в Квинсе, удается стать причиной того, что первая, последняя и единственная Мисс Советский Союз ковыляет в ванную с пожаром в промежности. Хотя невозможно было отрицать, что тут не обошлось без ребят из «Пфайзера», дело здесь было гораздо серьезнее. И дело было в том, что я опять влюбился. И правда, когда спустя некоторое время Мисс КГБ сказала, что ей нужно возвращаться в свою квартиру на Манхэттене, я почувствовал, как сжалось мое сердце.