Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - [129]
– Чэндлер! – прорычал я. – Что ты тут делаешь?!
Вздрогнув, она вскинула на меня глаза – на лице ее были растерянность и смущение. При виде меня эти голубые, цвета незабудок, глаза, которые она унаследовала от своей матери, разом стали круглыми, словно блюдца. Малышка даже слегка приоткрыла рот – как будто собираясь что-то сказать, – но потом захлопнула его и молча уставилась на танцующих девиц.
– Что ты тут делаешь, глупышка? Мы с Гвинн с ног сбились, разыскивая тебя! – Подхватив дочь под мышки, я ласково расцеловал ее в обе щеки.
– Я потеряла куклу, – с самым невинным видом объяснила она. – И подумала, вдруг она здесь? – Чэндлер опустила глаза, видимо сообразив, что ее объяснение шито белыми нитками. – Но ее тут не было.
– Значит, ты искала куклу, да? – я подозрительно оглядел дочь.
Она в ответ уныло кивнула.
– Вот как? И какую же, интересно знать?
Ответ нашелся на удивление быстро.
– Барби. Самую мою любимую.
– Барби, значит… а может, ты спряталась тут, чтобы подглядывать, а?
Чэндлер ответила не сразу – сначала окинула взглядом комнату, не подслушивает ли кто? После чего с жаром кинулась ябедничать.
– Эти девушки показывают всем голую грудь! Видишь, папа?! – Она выразительно ткнула пальцем в сторону полуголых девиц.
Я мягко отвел ее руку.
– Хорошо, милая. Только не стоит показывать пальцем – это невежливо, – я все еще лихорадочно гадал, как объяснить дочери происходящее, и тут она меня огорошила.
– А для чего они показывают всем голую грудь?
Я был в шоке. Ошеломлен. И зол как черт. Как эти девки смеют так себя вести при моей шестилетней дочери?! (Кстати, я тут совершенно ни при чем.) Есть же какие-то правила приличия, верно?
– Эти девушки – француженки, – невыразительным тоном промямлил я. – А во Франции девушки купаются без лифчиков.
– Правда??? – потрясенно ахнула моя дочь.
– Да, милая, – закивал я. – Такие уж у них обычаи.
Задумчиво поджав губы, Чэндлер снова окинула взглядом девушек, потом обернулась ко мне.
– Но тут же не Франция, папа. Мы ведь живем в Америке.
Я был потрясен. Нет, все-таки до чего же сообразительная у меня дочка! Даже в столь нежном возрасте она понимает, что прилично, а что нет.
– Что ж, ты права, – кивнул я. – Мы и правда в Америке, но что, если бедняжки об этом забыли? – Я снова поцеловал Чэндлер в щеку. – Пойдем вместе на пляж? А на обратном пути напомним им, что тут не Франция.
– Идет! – радостно согласилась она. – Только, чур, напомню я, хорошо?
– Ладно, – Выйдя во двор, я легонько подтолкнул Чэндлер вперед. – Эй! – бросил я легкомысленной парочке, когда мы с Чэндлер поравнялись с ними. – У нас в стране не принято разгуливать топлесс! Потерпите до Сен-Тропе!
Девицы с улыбкой подняли большие пальцы вверх, давая понять, что поняли.
– А грудь у них будь здоров, – пробормотала Чэндлер. – Как у мамы!
– Это точно! – Просто потому, что они побывали у одного и того же пластического хирурга, добавил я про себя. – Но мне кажется, лучше сделать вид, что ты ничего не видела.
Если ты растерянный ребенок, пытающийся разобраться в том, что происходит в доме твоего отца, наслаждающегося последними днями свободы, поскольку его вот-вот упрячут за решетку, будет куда лучше, если ты обсудишь это со своим психотерапевтом, живущим через дорогу.
– Иди ко мне на ручки, глупышка, – повернувшись к своей невинной дочке, предложил я. – Донесу тебя до пляжа! – Она радостно кинулась мне на шею, и вот уже мы идем вдвоем, я и моя дочь, наслаждаясь последними днями, которые можем провести вместе на Мидоу-Лейн.
Пока обитатели Манхэттена изнемогали от зноя и духоты, тут, на берегу океана, было чудесно. В воздухе не чувствовалось ни малейшей влажности, дышалось тут настолько легко, что уже одно это можно было считать подарком небес. Мы с Чэндлер неторопливо брели вдоль кромки воды, ее крохотная ручка лежала в моей руке, и то безумие, в которое превратилась моя жизнь, внезапно отодвинулось на задний план, и она вновь стала нормальной. Одинокие любители бега трусцой или пожилые супружеские пары одобрительно улыбались, поглядывая на нас, и я отвечал им улыбкой.
Мне так много хотелось рассказать Чэндлер… только вот я понимал, что у меня язык не повернется говорить об этом с дочерью. Когда-нибудь я, конечно, расскажу ей все без утайки – обо всех ошибках, которые совершил, даже о том, как едва не позволил алчности и наркотикам уничтожить себя, – но это будет потом, через много-много лет, когда она станет достаточно взрослой, чтобы понять. А сейчас мы болтали о самых простых вещах – разглядывали валявшиеся под ногами ракушки, вспоминали замки из песка, которые годами строили тут, припомнили заодно и подземный ход до самого Китая, который как-то взялись рыть, да тут же бросили, потому что почти сразу наткнулись на воду. И тут вдруг Чэндлер небрежно бросила:
– Кстати, папа, завтра утром приезжают мои сестрички, – и как ни в чем не бывало пошла дальше. А я буквально онемел от изумления.
Поначалу я даже не понял, о чем это она… вернее, пытался убедить себя, что не понял. Потому что в глубине души я это знал: речь шла о Никки и Элли, дочерях Джона. Никки была на пару лет старше Чэндлер, а вот с младшей, Элли, они были ровесницами. «Чем не подружка?» – подумал я.
