Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - [126]

Шеф наконец соизволил улыбнуться.

– Чудесное место. Мне всегда тут нравилось.

С какой-то холодной отстраненностью я наблюдал за тем, как Шеф оглядел комнату. В прошлом общество Шефа действовало на меня умиротворяюще – величавый вид, который придавала ему сверкающая лысина, квадратная челюсть, орлиный нос и эта его заразительная улыбка внушали спокойствие, – но когда-то ведь я чувствовал то же самое в обществе Герцогини, разве нет? А сейчас? Как они поступили со мной: моя жена, Дэйв Билл, Элиот Лавинь? «Каждый мужчина способен предать, – напомнил я себе. – И женщина тоже. Так с какой стати я должен испытывать угрызения совести? Правильно – не должен, потому как долг платежом красен».

– Ну, еще бы! – улыбнулся я. – Как дела? Как жена, дети? Все еще играешь в гольф? – Где-то полчаса мы болтали о разных пустяках.

Это не было пустой тратой времени, поскольку, действуя незаметно и тонко, я постарался вложить в его голову две весьма важные мысли. Во-превых, что с каждым днем я чувствую себя все лучше и лучше, а посему пребываю в радужном настроении. И, во-вторых, уверен, что как только проблемы с законом останутся в прошлом, передо мной откроется прекрасное будущее, которого я с нетерпением жду. И неотъемлемой частью этого будущего должен был стать Шеф, которому я предназначил роль друга, доверенного лица и советчика. И то спокойствие и уверенность в себе, с которыми я держался, доказывали, что я способен с честью и достоинством выйти из любых испытаний, как и положено мужчине.

Поболтав о том о сем, я непринужденно перевел разговор на состояние своих дел:

– Очевидно, что самым лучшим для меня в данной ситуации будет признать себя виновным, поскольку если дело дойдет до суда и меня осудят, то мне впаяют такой срок – мама не горюй, а это было бы чертовски глупо. – Я пожал плечами. – Одно отмывание денег тянет уже лет на десять, а в моем деле минимум пять таких эпизодов. С другой стороны, если я признаю себя виновным до суда, то мне инкриминируют лишь мошенничество с ценными бумагами, а это уже другая статья.

Шеф кивнул.

– И сколько тебе светит?

– По словам Грега, лет шесть. Я считаю по-другому – если спустя какое-то время попасть в программу по избавлению от наркозависимости, а потом провести полгода в реабилитационном центре, то в общем получится около трех. А три года я уж как-нибудь продержусь.

– Это мне больше нравится, – хмыкнул Шеф. – Гораздо больше. А как насчет Дэнни?

– С ним будет примерно так же, как со мной. Наши адвокаты работают над совместным планом защиты, но это так, для проформы. Если в офисе федерального прокурора по-прежнему думают, что мы намерены довести дело до суда, будет гораздо проще расторгнуть сделку, когда настанет подходящий момент.

– Ясно, – кивнул Шеф. – Прямо, как я – сражаешься до последнего, а потом вдруг – бац! И прямо на пороге суда делаешь ручкой – мол, извините, сделка расторгнута. – Он одобрительно покивал головой. – Это хорошо, очень хорошо. А штраф большой?

– Пока точно не знаю, – слегка неуверенно протянул я. Потом, подозрительно покосившись по сторонам, понизил голос до едва слышного шепота (для моего диктофона это не имело особого значения) и заговорщически подмигнул: – Откровенно говоря, мне плевать. Потому как я успел припрятать достаточно, чтобы до конца своих дней поплевывать в потолок. Причем не только тут, но и там, – я покосился на дверь, – по обе стороны Атлантики.

Шеф понимающе кивнул.

– Очень неглупо, – прошептал он, хотя и далеко не так беззвучно, как это сделал я. – Своего рода подушка безопасности. Верно?

– Твоя школа, Деннис. Знаешь, обратись я в первую очередь к твоим людям, может, не пришлось бы сейчас расхлебывать это дерьмо.

– Это верно, – покусав губу, согласился Шеф. – Но что толку теперь кусать локти?

– Да, да, знаю. Мужчина учится на собственных ошибках, – я подмигнул. – Что ж, я учился, и тяжко учился. Проблема в одном… – Я опять понизил голос: – …видишь ли, у меня за океаном куча бабла, причем налом. Больше десяти миллионов, а я не слишком верю тому типу, у кого эти деньги сейчас. Уж слишком он близок к Сорелю. Кстати, этот ублюдок первым меня и сдал!

Шеф предостерегающим жестом поднял руки.

– Ш-ш-ш, хватит об этом! В чем дело?

– Да ни в чем! – Господи Иисусе, подумал я. Дело сделано! Этими словами Шеф только что вырыл себе могилу – и все это записано на пленку. – Вернее, в том, что ты – единственный, кому я могу доверять. Прошло время, когда я всех считал друзьями. Но больше я рисковать не намерен.

– Да уж, – он выразительно поднял брови. – И где эти деньги сейчас? Я хочу сказать, в какой стране?

– Вообще-то в двух: в Швейцарии и в Лихтенштейне. – Мысли лихорадочно закружились у меня в голове. Мое сознание, как это уже бывало и раньше, заработало, словно магнитофон с двумя дорожками. Слова слетали с моего языка с такой легкостью, словно были предварительно записаны на пленку: – Я рассовал их по разным счетам, пять швейцарских, остальные два – в Лихтенштейне… – я продолжал говорить, а в моем мозгу словно включилась вторая дорожка записи, и там уже начали выстраиваться в определенном порядке все темы, которые мне следовало обсудить, чтобы получить доказательства участия Шефа в отмывании грязных денег. Он должен был недвусмысленно подтвердить, что знает – деньги, о которых идет речь, получены незаконным путем и я решительно намерен скрыть это от федерального правительства; сумма непременно должна была превышать миллион (чтобы Шеф мог получить максимальный срок). И – в данном конкретном случае – я обязан был найти способ доказать, что занимаюсь отмыванием денег не один, а вместе с Синеглазым Дьяволом. – Разные счета – не проблема, – услышал я себя. Слова эти были адресованы Шефу, стало быть, включилась первая дорожка. – Эти деньги – откат, который я получил от Лавиня по новым делам, так что большая часть их – из Гонконга. Думаю, проследить их вряд ли удастся.