Волхвы - [2]

Шрифт
Интервал

Вскоре я привез в Рим первый вариант сценария, переведенного на итальянский. Напрасно боялся я бюрократических проволочек, фирма полностью доверяла художественному вкусу режиссера, а тому сценарий понравился. Декаро дал мне ряд справедливых и тонких поправок и сообщил, что второй аванс переведен на мой текущий счет.

Вернувшись в Москву, я быстро сделал поправки и отослал сценарий в Рим. Вскоре пришло сообщение, одновременно порадовавшее меня и сильно огорчившее. Сценарий приняли, третий аванс перевели, а последние подчистки я могу сделать, когда сценарий пойдет в производство, но вот с реализацией возникли непредвиденные и серьезнейшие затруднения.

Съемки в пустыне (иначе говоря, все натурные съемки) должны были обеспечить почему-то латыши, они же обязались поставить верблюдов, но, как известно, ни песчаных пространств, ни кораблей пустыни в Латвии не водится, и Рижская студия рассчитывала провести съемки на Куршской косе, являющейся территорией, ставшей самостоятельным государством Литвы. Впрочем, с верблюдами и там обстояло неважно. Короче говоря, латвийские кинематографисты признали свое поражение. И тогда я с помощью моих ашхабадских друзей вывел Декаро на Туркменскую киностудию и персонально — на лучшего и влиятельнейшего кинодеятеля республики. Не называю его фамилии из глубокого уважения к этому замечательному человеку, которого я по своей доверчивости и неосведомленности замешал в недостойную историю.

Итало-туркменская встреча состоялась у меня на даче в Подмосковье. Решили, что Декаро посетит Туркмению, все осмотрит, после чего будет подписан договор о совместном производстве фильма «Волхвы». Сценарий я уже довел до ума, и фирма, по словам Энцо, полностью со мной рассчиталась.

В положенный срок Декаро слетал в Туркмению, целый месяц наслаждался щедрым туркменским гостеприимством с непременной шурпой и пловом, красками Фирюзы, профилем Копетдага на голубой эмали полуденного неба, обо всем договорился, после чего как в воду канул.

Конечно, никакой фирмы за ним не было, деньги на первый аванс он где-то раздобыл, то ли заработал, то ли набрал на паперти собора Св. Петра, все остальное — чистый блеф. Как долго и успешно можно врать под белозубую улыбку смуглого жиголо! Он обманул меня, обманул наших общих миланских друзей, попутно соблазнив рыжеволосую матрону, ставшую его ярым пропагандистом, обвел вокруг пальца умного, многоопытного туркменского режиссера и милую молодую женщину из нашей распадающейся телевизионной структуры, бескорыстно помогавшей ему, короче — наволхвовал на славу.

На что он рассчитывал? Понятия не имею. На чудо. А может, как в анекдоте про старого еврея, который варил яйца и продавал по той же цене; на вопрос, зачем ему это нужно, он отвечал: я при деле да еще бульон остается. Декаро тоже был при деле: морочил мне голову, ездил в Москву, где не знали, куда его посадить, кейфовал в стране самых красивых в мире коней и самых сочных дынь, попутно разбивал молодые и не очень молодые женские сердца — словом, чувствовал напряжение жизни, к тому же и бульон оставался.

Когда мой друг адвокат проявил настойчивое желание узнать, кто, когда и куда переводил мне не дошедшие по назначению авансы, Декаро ликвидировал свою призрачную римскую студию, сжег бланки, прогнал секретаршу и укрылся в Неаполе — городе миллионеров. Он стал неуловим. Нынешний его адрес никому не известен, дом где-то в провинции Лацио заколочен, жена-невидимка (как все итальянцы, супруги Декаро пребывают в «сепарации») затерялась в голландских шхерах, дети упрятаны от посторонних глаз не то в Германии, не то в Скандинавии. Был человек — глава семейства, режиссер, актер, домовладелец, хозяин студии — и вдруг все растаяло, рассеялось, как сон, как утренний туман. Ни одно чудо библейских волхвов не может сравниться с чудесами в решете этого итальянского кудесника.

Вот так появился на свет — уже мертворожденным — сценарий «Волхвы»…

Литературный сценарий

1. С высоты птичьего полета мы видим землю, залитую южным солнцем, в каменистых складках невысоких гор, с зелеными пятнами рощ и садов на буром выжженном травяном покрове; видим белые домики селения под купами кедрачей и пальм.

Мы стремительно снижаемся, как подбитая стрелой птица, и, скользнув над плоскими крышами, узкими улицами, арыками, приземляемся у маленькой белой хижины…


2. Из хижины выходит парень лет двадцати пяти — двадцати семи, чуть выше среднего роста, мускулистый, стройный, с открытым лицом, чье простодушное выражение осложнено глубоким, «изнутри», взглядом темно-карих, почти черных глаз. Его зовут Алазар, о нем и пойдет наш сказ.

Он держит в руках медный таз, собравший на себе все солнце, и путь его лежит на зады хижины, где находится небольшая пасека — с десяток ульев, над которыми кружат с жужжанием пчелы.

Над ветхой глинобитной оградой, отделяющей пасеку Алазара от соседского пчельника, вьется сизый дымок. Порой в прозорах ограды промелькивает фигура пасечника с защитной самодельной маской на лице и дымным факелом в руках.

Алазар идет к своим пчелкам без всякой защиты: ни маски, ни факела.


Еще от автора Юрий Маркович Нагибин
Зимний дуб

Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.


Моя золотая теща

В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.


Дневник

В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.


Старая черепаха

Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.


Терпение

Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…


Чистые пруды

Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».


Рекомендуем почитать
Француз

В книгу вошли незаслуженно забытые исторические произведения известного писателя XIX века Е. А. Салиаса. Это роман «Самозванец», рассказ «Пандурочка» и повесть «Француз».


Федька-звонарь

Из воспоминаний о начале войны 1812 г. офицера егерского полка.


Год испытаний

Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.


Механический ученик

Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.


Забытая деревня. Четыре года в Сибири

Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.


День проклятий и день надежд

«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.