Волхв - [57]

– То-то, я смотрю, народишко последнее время измельчал что-то, – задумчиво произнес он. – Уж не от матюков ли?

– Всякое может быть. – Орша даже не улыбнулся, хотя вопрос прозвучал почти как шутка. – Старики говаривали, что в слове заключена великая сила. Какая это сила и как с ней обращаться, мы давно уж позабыли по недомыслию, но сила эта есть. Это точно.

Тем временем Радим догнал Карамею и стал что-то возбужденно говорить ей. Женщина взирала на него с высоты седла, глядя вполоборота и улыбаясь уголками тонких чувствительных губ.

– Эх, уведет она твоего отрока! – Сотник с завистью посмотрел на удалявшуюся белую лошадь и фигуру всадницы.

– Что ж, если это случится, то, значит, такова воля богов, – невозмутимо ответил Велегаст, глядя, как вечернее солнце золотит островерхую надвратную башню детинца.

– Воля богов, воля богов, – проворчал Орша. – Взгреть бы его как следует, и никакой воли богов.

– Ты не прав, – волхв почти стряхнул свою отрешенную задумчивость, или неугомонный сотник заставил ее стряхнуть. – Так нельзя, мы же не христиане какие-то. Это у них любовь есть грех, соблазн и путь, ведущий от бога. А в русской вере любовь – это дар богов, их благословение и, если хочешь, промысел божий, от которого нельзя уклоняться, чтобы судьбу свою не испортить.

– Да уж, промысел – это точно, – хохотнул сотник, припоминая приключения своей молодости.

Словно услышав его слова, боярыня ударила плетью свою белоснежную лошадь и, гордо вскинув голову, поскакала к воротам детинца, а отрок повернулся и, опустив голову, сделал несколько неуверенных шагов навстречу волхву. Что творилось на сердце у несчастного юноши, можно было только гадать, но сотника это нисколько не волновало; глаза его задорно блеснули, показывая, что старый вояка не упустит случая для своих безжалостных шуток. Он уже было открыл рот, чтобы как следует просмеять юнца и потешить своих товарищей заодно, но так и застыл под грозным и неодобрительным взглядом Велегаста. Через пару шагов друзья поравнялись с Радимом, и сотник, крякнув с досады, молча прошел со своими воинами дальше, а волхв остановился и положил сухую горячую ладонь на плечо юноши. Секунду они стояли, не говоря друг другу ни слова, потом одержимый старик пошел дальше к своей великой цели, а отрок, прошептав молитву в сложенные ладони рук, потянулся следом за ним. Снова за развевающимися белыми одеждами волхва неотступно шагал верный страж и ученик, но теперь голова его не была уныло опущена, как всего лишь пару секунд тому назад после разговора с гордой красавицей, а напротив: он твердо смотрел вперед, и глаза его светились жаждой подвига и отрешенной решимостью, такой же, что и страшные глаза самого Велегаста.

Ворота детинца они миновали без всяких препятствий. Здесь слово сотника имело свою полновесную силу, здесь его приветствовали с почтением и к людям, пришедшим с ним, не было никаких лишних вопросов. Но едва они миновали пещерный сумрак прохода в башне, как навстречу им вышел высокий седовласый воин в красном корзне. Его зоркие цепкие глаза настороженно и быстро скользнули по незнакомым лицам и воинам Орши.

– Ты опять где-то дрался, старый разбойник? – громко захохотав, вскричал седовласый и ударил сотника по плечу.

Велегаста сразу поразило, как мгновенно выражение пристальной холодности этого человека сменилось бесшабашным весельем, в искренности которого никак нельзя было усомниться. Так управлять своими чувствами мог только человек, знакомый с наукой волхвов. Однако он не чувствовал к нему той безотчетной духовной тяги, которую ощущают друг к другу все служители Светлых Богов. То ли волховское искусство седовласого было слишком слабым, то ли оно было повернуто к темным силам и не давало духовного света, но чувство тревоги заставило Велегаста насторожиться.

– Здрав будь, боярин! – Орша ударил своей правой ладонью по протянутой ладони седовласого. – Вот привел тебе волхва знатного, князя желает видеть, говорит, что…

Но Велегаст не дал договорить сотнику, опасаясь, как бы тот не сболтнул чего лишнего, и, сделав шаг вперед, продолжил его речь по своему усмотрению:

– Что послали меня Светлые Боги к самому князю Мстиславу Владимировичу, и дело у меня крайне важное и неотложное.

– Так-таки прямо к самому князю? – насмешливо переспросил боярин.

– Доподлинно, только к князю, – начиная сердиться, спокойно ответил волхв.

Боярин хитро прищурил глаз и скрестил на груди руки, словно желая всем своим видом сказать, что здесь, в детинце, все зависит только от него одного, а не от прихоти какого-то волхва.

– Ты уж, Лют Гориславич, доведи его до князя Мстислава, сделай милость, – вмешался Орша, чувствуя непонятную ему странную неприязнь волхва и боярина. – Друг он мне, так что ты уж посмотри, чтоб его там, у князя, не обидели. Ну, а мой меч всегда тебе пригодится.

– Знаем, знаем твой меч! – снова рассмеялся боярин. – Будь спокоен за своего друга. Твой друг – это мой друг, а для моего друга здесь все открыто.

Боярин договорил свои слова, улыбаясь широкой добродушной улыбкой, но глаза его сквозь щелочки смеха пристально и тревожно обшаривали Велегаста, пытаясь пролезть в его душу. Это мудрец чувствовал всей свой кожей, определив теперь точно, что боярин хорошо знаком с волховским искусством, но душа его или далека от Светлых Сил, или бродит в неверном Сумраке, на границе Света и Тьмы.