Волхв - [48]

– Остановись, Орша Бранкович! – грозно прозвучал совсем рядом чей-то сильный и незнакомый голос. – Именем Бога заклинаю тебя, остановись немедленно, не то ты горько пожалеешь об этом!

Все повернулись на этот властный голос. Шагах в пяти от места боя стоял высокий воин в кольчуге, по которой были рассыпаны длинные, до плеч, густые темные волосы с сильной проседью и такой же масти окладистая борода. За ним теснились городские ратники, двое из которых крепко держали за руки Радима. Еще дальше, за их спинами, виднелись вооруженные чем попало горожане, выходившие из-за поворота улицы. По разгоряченным лицам людей видно было, что все они только что быстро шли, а горящие глаза красноречиво говорили, что последние минуты боя, когда Орша метал сулицы, видели все. Высокий воин был городским воеводой. Он поднял вверх левую руку и быстро сделал еще несколько шагов, встав между Оршей и монахами. Ратники окружили сотника и его друзей кольцом из крепких щитов и выставленных вперед рогатин.

– Как ты мог поднять руку на божьих людей?! – снова грозно прозвучал властный голос. – Зачем ты убил их?

– Я защищался, нас самих хотели убить, – в ярости отвечал Орша, невольно выставляя свой меч навстречу острым клинкам рогатин. – А за убитых я заплачу виру[42].

– Тебя хотели убить! – гневно расхохотался воевода. – И чем же это тебя убивали, уж не молитвами ли?

Сотник и сам понимал, что ни ему, ни его друзьям никто не поверит, если рассказать про то, как умеют драться монахи своими крестами. Все видели, как он метал сулицу и махал мечом, а люди отца Федора испуганно прятались за своими крестами. Нет, никак тут не докажешь свою правду, да он и сам на месте воеводы ни за что не поверил бы в такую байку.

– А вира мне твоя не нужна, – поворачиваясь к хмурой толпе спиной продолжал воевода. – Виру я беру за мирских людей убиенных, а за божьих людей пусть с тебя Бог спросит. Так ли я говорю, люди?

– Верно говоришь, – зашумела толпа. – Пусть отец Федор решит, что с ним делать.

– Братья мои во Христе! – возвысил свой голос священник, делая шаг вперед и возлагая руку на крест, из которого все еще торчала сулица. – Все вы видели, как святой крест спас меня, простого слугу Господа. Сегодня Создатель снизошел до своего раба, чтобы отвести руку убийцы от меня или от любого другого, кто стоял бы рядом со мной. Но что будет завтра, когда этот язычник и хулитель нашей веры снова вознамерится отнять наши жизни? Разве мы не должны защитить себя и нашу веру? Вспомните, что сказал Иисус: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир Я пришел принести, но меч». Разве не Бог вложил в ваши руки оружие, чтобы исполнилась воля его?

– Смерть ему! – закричал кто-то в толпе.

– Смерть! Смерть ему! – подхватили еще несколько голосов.

– Стойте! – вскричал воевода, выхватывая свой меч и поднимая его высоко над своей головой. – Стойте, безумцы, или вы забыли, что Орша лучший сотник города, что он не раз водил вас в бой и защищал город от хазар и касогов. Кто вместо него будет биться с врагами, кто поведет воев к победе?

Воевода оглядел притихший народ гневными глазами и, ткнув пальцем серого мужика, спросил его строго:

– Может быть, ты будешь вместо него защищать город?

Серый испуганно попятился.

– Или ты? – палец воеводы уперся в худенького мужичка.

– А что, – худенький выпятил грудь. – Я могу!

– Ты можешь?! – воевода сплюнул под ноги хвастуну. – Если б ты мог, твоя жена не бегала бы к сотнику.

Худенький побледнел и открыл рот, желая что-то сказать, но сказать ему ничего не дали, потому что толпа хохотала, показывая пальцами на обиженного мужичка. Хохотали так, что, казалось, смех этот давно сидел в людях и рвался наружу, но вид смерти и желание новой смерти запирали его глубоко внутри на невидимый тяжелый засов. И вот слово воеводы сбило этот замок, и все накопленное разом рвануло наружу.

Поп недовольно посмотрел на воеводу и снова возвысил свой голос, поднимая свой крест над толпой:

– Братья мои!.. Велика вина этого человека перед Господом, но это не вся его вина, ибо грех его страшен!

Отец Федор остановился в театральной паузе и в наступившей мертвой тишине указал перстом на Велегаста:

– Он стал слугой этого посланца дьявола, этого проповедника богопротивных идей сатаны, а значит, он стал слугой самого сатаны. И когда мы захотели изгнать из города это исчадие ада, он вступился за него и зверски убил невинных служителей бога.

– Убить его тоже! – взорвалась толпа бешеным ревом.

– Стойте! – снова закричал воевода. – Сотник защищал этого человека по законам гостеприимства, совершенно не зная, кто это, а значит, он не может отвечать за слова и дела своего гостя. Так ведь это было?

Воевода выразительно посмотрел в глаза Орши, словно умоляя его сделать правильный выбор. Наступила тишина, и глаза многих людей обратились на бледное лицо сотника. В грудь его устремлялись десятки острых клинков, не знающих жалости. Кто с ненавистью, кто с сожалением ждал его слов, но каждому было ясно, что сейчас свершится суд, и сотник либо здесь же умрет, либо… месть отца Федора все равно настигнет его.

– Этот человек мой друг! – громко сказал Орша и поднял щит, приготовившись драться.