Волхв - [23]

Река оказалась мелкой, волны едва касались седла, пенясь и вскипая у лошадиных боков пузырями, которые крутились в крохотных водоворотах и вереницей уплывали вниз по течению. Илистое дно с предательской легкостью проминалось под лошадиным копытом, но неохотно отпускало увязшие ноги. Кони двигались с трудом, всхрапывая и нервничая. «Будь река поглубже, так легче было бы плыть», – подумал разведчик, чувствуя, как конь под ним выбивается из сил. Он уже хотел было покинуть седло, видя, как его скакун, почти не продвигаясь вперед, месит под водой липкую грязь чуть ли не на одном месте. Но неожиданно конь нащупал копытом что-то твердое и, заржав, вырвался на небольшую песчаную отмель. Здесь вода едва достигала брюха животного и была середина реки. Ворон остановился, наблюдая, как Дареный, даже с виду куда более легкий седок, не выпуская повода ведомых коней, нащупывает дальнейший путь на другой берег.

– Ты умрешь, рус! – долетел крик слуги побежденного хазарина.

Разведчик хотел было обернуться, но вдруг подумал, что, может быть, именно для этого и кричит вражина. Он внимательно посмотрел на заросли тростника, стоявшие стеной на теперь уже близком другом берегу, но ничего не заметил. И все же безотчетное напряжение не покидало его, ноющее сердце подсказывало ему, что его бой с врагами на этом пятачке земли еще не окончен.

Конь чуть отдышался, и Ворон двинулся дальше, размышляя над странным предчувствием. Он почти был уверен, что ему не мерещится чей-то пристальный взгляд, и на всякий случай передвинул лук и колчан поближе, под правую руку. Но вот река осталась позади, а ничего не случилось. Продрались через тростник, и снова ничего.

Ворон понемногу успокоился, решив, что его подозрительность происходит от сильного напряжения, оставшегося от поединка с хазарином. Изредка оборачиваясь и поглядывая на оставшуюся за спиной стену тростника, он не спеша поскакал дальше. Когда тростник остался позади на расстоянии полета стрелы, разведчик окончательно избавился от подозрительности и стал подумывать о привале и перевязке ран. Но вдруг на земле, прямо перед его конем, что-то блеснуло. Он машинально нагнулся вперед, пытаясь разглядеть странную вещь, и в этот момент над его головой тонко свистнула стрела.

То, что произошло дальше, он едва ли смог бы повторить потом снова, но тогда в одно мгновение в его руке оказался лук. В следующий миг его стрела, трепеща от ярости, летела почти наугад в мелькнувшую среди ивовых кустов тень.

Вскрик, сдавленный и мучительный, как кричат только с насквозь пробитой грудью, показал, что стрела нашла средь ивовых веток достойную цель. Ворон услышал этот крик, и слабая улыбка промелькнула на его побледневшем лице.

– Достань-ка мне его оттуда, – бросил он Дареному, не сводя глаз с редкой поросли ивовых веток.

Слуга выхватил из-за пояса кинжал и осторожно двинулся к кустам. Вскоре он уже тащил оттуда истекающего кровью хазарина с торчащей наискось из груди стрелой. Сокол, пересаженный на плечо хозяина, беспокойно клекотал, чувствуя запах крови.

– Что ж это, тебе его совсем не жаль? – пристально разглядывая лицо Дареного, спросил Ворон.

– Моя не есть хазарин, – опять обиженно отвечал слуга. – Моя касог. Моя был охотник и жил в горах, но повелитель примучил меня служить хазар.

– Хорошо! – сказал разведчик. – Тогда тебе не годится быть холопом. Как доедем до границы, отпущу тебя в твои горы дальше охотиться.

Ворон договорил последние слова и без чувств повалился на гриву коня. Сказалась потеря крови и невероятное напряжение почти непрерывного боя в течение многих часов. Когда он открыл глаза, то увидел себя лежащим на земле. Все его бесчисленные раны были уже бережно перевязаны чистыми тряпицами. Дареный, придерживая ему голову, пытался напоить его кумысом.

– Надо дальше скакать, – быстро затараторил слуга, увидев, что бесчувственное тело открыло глаза. – Облава будет. Повелитель послать много воинов ловить тебя. Вставай-ка, шибко скакать надо скоро, скоро.

– Вот как? – удивился Ворон. – А я думал, ты меня где-нибудь на привале зарежешь.

Дареный потемнел лицом:

– Моя должен был убить, повелитель много обещал за твой голова. Однако вставай же, скакать надо.

Ворон отпил кисловатой, приятно щиплющей язык жидкости. Шум в голове понемногу утих, и дышать стало легче. Он сделал еще пару глотков и попытался встать. Дареный суетился рядом, подталкивая здоровенного детину и испуганно приговаривая под тревожный клекот своей птицы:

– Вставай же скорее, вставай!

Наконец разведчик, пошатываясь, встал на ноги и ухватился за седло.

– Еще кумыса пей, – подставляя свое плечо хлопотал Дареный. – Силу вернет, здоровье вернет. Торопиться надо.

– Нет, спасибо, друг, – ответил Ворон. – У меня на этот случай есть средство куда посильней.

Он дотянулся до переметной сумы, где лежал небольшой берестяной туесок, наполненный густой смесью меда с порошком корней ятрышника. Ковырнул ножом тягучую мякоть и стал ее медленно рассасывать, проглатывая истекающий на язык нектар. Через минуту лицо его порозовело, а еще через минуту он уже сидел в седле.

– Я знаю путь по степь, чтоб погоню уйти, – подлетел к нему на своем коне Дареный.