Волгари - [90]

Первым делом Паисий Лигарид перечислил оскорбления, которые нанёс Никон вселенским патриархам. Александрийского патриарха Никон оскорбил, присвоив себе имя патриарха-папы. Иерусалимского — тем, что именовал себя патриархом Нового Иерусалима, как по невежеству и бесстыдству своему назвал один из монастырей. Константинопольского — захватом Киевской митрополии. Антиохийского — попыткой поставить Русскую Церковь выше Антиохийской.

Затем Паисий Лигарид обвинил Никона в попытке уподобить себя Всевышнему. Отроков, прислуживающих ему при богослужении, Никон именовал херувимами и серафимами. В алтаре же сам Никон чесался гребнем. Был он любостяжателен — закрывшись, любил пересчитывать свои деньги и драгоценные меха...

И не важно, насколько правдиво рисовала эта записка Никона, важно, что Никона так и должно было изображать.

Это только невежам кажется, будто существует правда, одинаковая для всех и всегда. На самом деле правда — всё, что правдоподобно. Истина — всё, что похоже на истину. И задача цивилизованного человека так изобразить события, чтобы они выглядели правдоподобными и постепенно осознавались бы необразованными людьми как чистая правда.

Даже если Никон и не совершал некоторых преступлений, он должен быть осуждён по всем статьям, поскольку суд над ним замышлялся Лигаридом только как начало суда над всей Русской Церковью, осмелившейся выйти из подчинения восточным церквям. Русская Церковь не может быть самостоятельной, она лишь одна из многих митрополий восточных церквей. И это принципиально! Размеры страны не играют тут никакой роли. Задача митрополии — платить налоги и исполнять указания восточных патриархов. Только тогда откроются и в России пути для просвещения, и по всей этой огромной стране будет создана сеть коллегиумов, где будут обучать русских думать так, как и положено думать просвещённому человеку.

Замирало от восторга сердце у Симеона Полоцкого, когда постепенно открывался ему весь грандиозный замысел Лигарида. Всякому человеку приходится переносить несправедливости и обиды. Но только истинно великий человек способен, подвигнутый личной обидой, сотворить отмщение не за себя, а за всё то, что он представляет собой. В трудную минуту для восточных церквей похитили русские согласие на учреждение патриаршества в России. И сейчас, спустя столетие, ясно, что это было роковой ошибкой. Третьим Римом возомнила себя невежественная Москва. Самомнение и гордыня, подкрепляемые всё растущей государственной мощью, привели к тому, что русские, как это было, к примеру, на их Стоглавом Соборе, сами осмеливаются трактовать правила апостолов и святых отцов, забыв, что для этого есть образованные люди, научившиеся в коллегиумах.

О, как счастлив был Симеон Полоцкий, что он тоже может участвовать в задуманной Лигаридом экзекуции Русской Церкви. Искренне восторгался он и Алексеем Михайловичем, открывшим путь в Россию киевско-польской учёности, но досадно было, почему Никона назначил он патриархом, а не Лазаря Барановича! Ведь это же возмутительно: Лазарь Баранович не патриарх, а Никон патриарх. И теперь — Лигарида отвергли, а ничтожного Иоасафа прочат в патриархи! Воистину требуется наказать эту Церковь, чтобы навсегда запомнили русские, кто должен управлять ею.

А как гениально проводил Газский митрополит соборные решения! Вот уж воистину великий ум! Даже Лазарь Баранович едва ли сумел бы сделать это ловчее.

Порою Симеон Полоцкий даже и не понимал, что делает Паисий Лигарид. На заседании Собора 18 ноября блестяще и убедительно были отвергнуты претензии Алексея Михайловича назвать этот Собор Вселенским. И правильно! Ни к чему поощрять московскую гордыню. С какой стати собирать Вселенский Собор в Москве? Таких соборов вообще больше не будет. Как объяснил Паисий Лигарид, было семь дней творения, семь труб, от которых пал Иерихон, значит, и Вселенских Соборов тоже должно быть только семь. А этот Собор Поместный, на котором присутствуют вселенские патриархи, чтобы судить русского патриарха Никона и Русскую Церковь, уклонившуюся от православия.

Не очень-то понравилось Алексею Михайловичу это решение, но неопровержимо-убедительно аргументировал Газский митрополит. Великий государь вынужден был согласиться.

Смущало Полоцкого другое. Зачем же включать вопросы, которые Поместный Собор решать не может? Зачем спрашивать, почему Александрийский патриарх называется судьёю вселенной и почему Антиохийский патриарх именуется пастырем пастырей и архиереем архиереев?

— Не есть ли это ошибка? — осмелился спросить Симеон Полоцкий, когда остался наедине с Газским митрополитом. — Тут, владыко, возникает некоторое противоречие...

Мудро улыбнулся в ответ Лигарид. Симпатичен был ему сутуловатый монах из Полоцка. Знанием языков был симпатичен, а главное — преданностью и восхищением, которое светилось в его глазах.

— Так надобно... — ответил. — Причину этому ты скоро узнаешь, брат.

Действительно очень скоро, уже 5 декабря, Симеон, в который раз восхитившись мудрой предусмотрительностью Газского митрополита, окончательно понял, что Паисий Лигарид, возможно, мудрее даже самого Лазаря Барановича...