Волгари - [43]
— Кого любит Бог, того и наказует. Биет же всякого сына, его ж приемлет. Аще наказание терпите, тогда яко сыном обретается вам Бог. Аще ли без наказания приобщаетеся Ему, то выблядки, а не сынове есте...
Хотел улыбнуться инок Савватий, узнавая Аввакумов голос, да не стало уже сил. Только прошептал едва слышно: «Господи, помилуй!» — и отлетела ко Господу чистая душа...
11 ноября скончался бывший царский духовник инок Савватий. А через четыре дня — не его ли моление долетело до далёкого, засыпанного глубоким снегом острога на Ангаре? — Пашков приказал выпустить из тюрьмы протопопа. Так и не повинился перед ним Аввакум. Видно, не в чем ему перед воеводой виниться было...
Старец Григорий, в котором — так изменил его спадающий на лицо монашеский клобук! — уже редко кто узнавал протопопа Казанской церкви Ивана Неронова, все эти недели неотлучно находился в Зосимо-Савватиевском монастыре у Красного холма. Своею рукой закрыл глаза иноку Савватию, другу своему старинному. Отслужил панихиды положенные, вволю поплакал за молитвами об успокоении новопреставленного раба Божия, а после сорокового дня собираться стал.
— Куды пойдёшь-то, старче? — спрашивали у него.
— Туды, куда путь указан... — отвечал Григорий. — В той путь, который самому, видно, до конца пройти надо.
Помолился с братией, и в первых числах января сошёл с монастыря.
6
Не далёк путь от патриарших палат до Успенской церкви, но каждый раз одевался Никон, будто в Сибирь собирался. Собольи чулки келейник на ноги патриарху натягивал, в тёплое нательное бельё патриарха облачал. Сверху — портища драгоценные, дорогими мехами утеплённые, потом — одежды патриаршие. Но всё едино — и облачённый так, мёрз Никон. И не только на улице, но и у себя, в жарко натопленной келье.
Вот и сегодня, стеснённый от многих одежд, сжимая в руке двурогий сандаловый посох, усыпанный драгоценными камнями, с выпирающей вперёд из-за белых закрылий клобука густо-чёрной бородой, поднимался Никон к обедне в Успенскую церковь, когда путь ему заступил невзрачный монах.
— Кто таков? — грозно нахмурил брови Никон.
— Аз есмь тот, которого ты ищешь повсюду! — безбоязненно отвечал монах. — Казанский протопоп Иоанн, а в иночестве — старец Григорий!
Только сейчас узнал Никон монаха.
Замер, прислушиваясь, как нарастает гнев. Столько времени, сбиваясь с ног, искали повсюду патриаршие слуги дерзкого мятежника, столько злобной клеветы успел наговорить, и теперь — такая наглость! — стоял перед ним как ни в чём не бывало.
Уже поднял патриарх руку, чтобы указать схватить дерзкого ослушника, но тут глаза его увидел. Не Ивана Неронова глаза смотрели на патриарха, а глаза святого Елеазара.
И упала бессильно рука.
— Жди меня, пока литургию служить буду! — сказал патриарх. — Говоря будет!
И, зашумев дорогими одеждами, прошёл мимо старца Григория в храм.
После литургии зван был старец Григорий в патриаршую Крестовую палату. Пять годов уже не был он тут. Изменилась Крестовая. Богаче всё стало, пышнее. Больше драгоценных камней сверкало на окладах икон, деревянные скамейки дорогими мантиями прикрыты были.
Но так же, как и пять лет назад, стоял за широкими, затянутыми слюдой окнами Успенский собор. Всё так же сияли на солнце морозного дня его купола.
Кроме патриарха, никого не было в Крестовой. Келейник Шушера, пропустив Неронова, притворил за ним дверь.
— Что, старче? — раздался голос Никона. — Набегался?
С печалью смотрел на него Неронов, и патриарху снова показалось, что это святой Елеазар глядит на него. Встал он с патриаршего кресла. Остановился у окна.
— Давно уже спросить тебя хочу, отче! — сказал, глядя на храмы на Соборной площади. — Куда убежать можно? Где спрятаться? Пошто же и жить, если от Церкви убегаешь?
Много у меня о том думано, святейший, было, — ответил Неронов. — Молюся, и всё время мысль из ума нейдёт: кто есмь аз, окаянный? Пошто раздор творю? Вселенские патриархи новое знамение крестное одобряют, чего же аз-то, грешный, против рожна иду?
— Добро, коли так... — вздохнул Никон. — Давно уже пора бросить глупость свою нянчить. Давно пора покориться Церкви святой. Нешто не видите, что все — и греки, и албанцы, и сербы, даже ляхи и римляне, и те тоже давно уже тремя пальцами крестятся. Признаешь теперь троеперстие?
— Признаю... — сказал Неронов. — Но тебе скажу... Что ты затевал один, то дело некрепко. Будет после тебя другой патриарх, и всё твоё дело переделывать будет. Иная тебе честь тогда будет, владыко!
Закрыл глаза Никон, прислушиваясь, не вспыхнет ли гнев. Дерзко сказал Неронов. Давно уже никто не осмеливался так говорить в Крестовой палате. Но и сейчас не вскипал гнев. Пытаясь разжечь его, припомнил Никон, как пророчествовал Неронов в Вологде насчёт его, патриарха, будущего, но как-то равнодушно вспомнил, словно не о нём толковал Неронов в Вологде... Вздохнул.
— Про честь будущую не ведаю, старче... — сказал, — каждому та честь будет, которую заслужил. А вот переделывать? Нет, старче... Силы не достанет у преемников моих, каб назад переделать.
И уселся в своё кресло.
— Ступай на Троицкое подворье, старче, — сказал. — Я велю сказать, что ты не под начал им послан и чтобы келью тебе добрую дали и нужды тебе ни в чём не было. А куда ходить станешь и кто приходить к тебе будет и в день или нощь, каб не призирали за тобой.
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.
Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.
Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
1753 год. Государыня Елизавета Петровна, следуя по стопам своего славного родителя Петра Великого, ратовавшего за распространение российской коммерции в азиатских владениях, повелевает отправить в Хиву купеческий караван с товарами. И вот купцы самарские и казанские во главе с караванным старшиной Данилом Рукавкиным отправляются в дорогу. Долог и опасен их путь, мимо казачьих станиц на Яике, через киргиз-кайсацкие земли. На каждом шагу первопроходцев подстерегает опасность не только быть ограбленными, но и убитыми либо захваченными в плен и проданными в рабство.
Роман "Казаки" известного писателя-историка Ивана Наживина (1874-1940) посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России - Крестьянской войне 1670-1671 годов, которую возглавил лихой казачий атаман Степан Разин, чье имя вошло в легенды.
Роман-трилогия Ивана Сергеевича Рукавишникова (1877—1930) — это история трех поколений нижегородского купеческого рода, из которого вышел и сам автор. На рубежеXIX—XX веков крупный торгово-промышленный капитал России заявил о себе во весь голос, и казалось, что ему принадлежит будущее. Поэтому изображенные в романе «денежные тузы» со всеми их стремлениями, страстями, слабостями, традициями, мечтами и по сей день вызывают немалый интерес. Роман практически не издавался в советское время. В связи с гонениями на литературу, выходящую за рамки соцреализма, его изъяли из библиотек, но интерес к нему не ослабевал.
Роман известного русского советского писателя Михаила Алексеева «Ивушка неплакучая», удостоенный Государственной премии СССР, рассказывает о красоте и подвиге русской женщины, на долю которой выпали и любовь, и горе, и тяжелые испытания, о драматических человеческих судьбах. Настоящее издание приурочено к 100-летию со дня рождения писателя.