Волга-мачеха - [5]

- Под левым винтом мягкий грунт, - вернувшись на мостик, доложил Сейберт. - Если левой дать "полный назад", промоемся и можем сползти.

- Рискованно, - подумав, ответил командир. - А впрочем... - И пошел к машинному телеграфу, но резко остановился. Комиссар сам взялся за левую ручку и рванул ее на "полный назад".

Никто, кроме командира, когда он на мостике, не смеет трогать машинный телеграф. Значит, он больше не командир

Миноносец сильно задрожал, и было непонятно: идет ли он назад или стоит на месте. Вода крупными бурыми пузырями бурлила против течения. Потом нос постепенно стал уваливаться влево. Сошли...

Валерьян Николаевич вытянул руку вперед и пошел к трапу. Шел опустив голову и медленно, как слепой. Тяжело уходить со своего мостика.

- Куда? - спросил комиссар.

- Вниз... - Хотел промолчать, но вдруг не выдержал:- Здесь я больше не нужен. Вы сами вступили в командование. Мне...

- Останешься, - срезал комиссар, - а будет саботаж - ликвидирую. - И руку положил на кобуру.

Валерьян Николаевич побелел. Это конец, но лучше кончать сразу. Солдату не пристало бояться пули. Подчиниться теперь нельзя - это хуже смерти.

Последним усилием воли рванулся к трапу, но почему-то повернулся и неожиданно для самого себя оказался у ящика для карт.

11

Механик Лев Павлинович Зайцев никогда не ощущал литературной нарочитости своего имени. Он был совершенно лишен воображения. Сейберт звал его Тигром Фазановичем Кроликовым, но даже это на него не действовало.

Тем не менее он на события реагировал и по приходе в Симбирск крепко задумался. Командир с комиссаром с утра ушли на берег, и к трем часам дня механик додумал свою мысль до конца.

- Капитан - шляпа, - сказал он.

- Ты сам, - с трудом выговорил артиллерист Головачев. Артиллерист был тучен, а в кают-компании стояла нестерпимая жара.

- Почему я сам? - удивился механик.

- Он прохвост.

- Почему?

- Не знаю, - зевнул артиллерист. - От рождения... А впрочем, мы должны прохвоста поддерживать. - И сам удивился, что сказал такую длинную фразу.

- Почему? - Механик добивался полной ясности.

Над спинкой кресла появилось узкое лицо Сейберта. Он быстро заморгал и вдруг густым голосом артиллериста ответил:

- Классовая... эта самая... солидарность.

- Капитан мне не нравится, - вслух задумался механик. - Возможно, что он прохвост.

- Несознательные граждане! Вы заблуждаетесь,- по-ораторски вскинув голову, начал Сейберт. - Капитан просто растерялся. Не знает что к чему и куда ему податься.

- А ты знаешь, куда податься? - Механик был недоверчив.

- Знаю. К большевикам.

- Почему?

- Кроликов, золотко, они мне нравятся. Я вообще предпочитаю сильнодействующие средства..,

- Касторка, - глухо отозвался артиллерист.

- Я не о твоем брюхе, жрец запорный. Я о России. Большевики не собираются ее разбазаривать и этим представляют собой приятное исключение. А главное, за ними столько-то миллионов. Я - между прочими. Я, как было сказано, питаю к ним симпатию, они самые налаженные.

- Политика, - отмахнулся артиллерист и, тяжело вздохнув, лег на диван. Для него слово "политика" было синонимом сухой, несъедобной материи.

- Слушай, Васька, и запоминай. Белые плохо кончат. Если хочешь кончить хорошо, ставь на красных. Как видишь, я рассуждаю применительно к твоей массовой психологии... Вернее - массивной.

Артиллерист снова тяжело вздохнул и, повернувшись на бок, стал придумывать названия для миноносцев. Это было подлинным поэтическим творчеством, и артиллерист тщательно его от всех скрывал.

Названия шли звонкие и воинственные, с одной буквы для каждого дивизиона, неожиданные и веселые. Они разворачивались и, сверкая, плыли сплошным строем, пока артиллерист не засыпал. Тогда он видел широкое море, а на нем бесчисленные кильватерные колонны небывалого минного флота.

- Интересно знать, когда капитан вернется, - сказал механик полчаса спустя.

- Интересно, но неизвестно, - не отрываясь от "Трех мушкетеров", ответил Сейберт.

- Наверное, к обеду придет, - еще подумав, решил механик.

И сразу же на трапе загремели шаги.

Это был штурман. Он распахнул дверь и совершенно бледный остановился на пороге.

- Вавася, обрадуй публику-скажи слово "капитан", - предложил Сейберт, но штурман не ответил и, оглянувшись на трап, быстро отошел от двери.

По трапу спускался комиссар. Он подошел вплотную к Сейберту:

- Примите командование. - И на стол бросил обрывок телеграфной ленты.

По ней бежали рослые прямоугольные буквы:

"Военмору Сейберт^ временно вступить командование миноносцем "Достойный" точка Находиться оперативном подчинении штаба Двенадцатой армии".

Подпись комфлота имеется. Сейберт встал.

- Что сказали в штабе?

- Завтра идем вниз на обстрел белых. Возьмем на борт представителя штаба. - Голос комиссара звучал по-новому. Это был голос хозяина.

Сейберт навертел ленту на палец и прислонился к переборке. Проверка разговоров на деле? Ладно. И в упор спросил комиссара:

- Где Сташкович?

Комиссар, не опуская глаз, выдержал его взгляд. Потом усмехнулся и, медленно повернувшись, вышел из кают-компании. Когда его шаги перешли на палубу, штурман, пошатываясь, подошел к столу и сел.