Волчья шкура - [44]

Один из них, с длинными волосами и густой бородой, одет в роскошную сеннаарскую одежду. Он сидит на камне, подперев голову руками. Пришел он сюда, на гору, опираясь на посох, увенчанный бронзовым навершьем с изображением гордого оленя. Небрежным движением воткнул посох в землю и забыл о нём. У второго волосы едва отросли, а борода совсем молодая. На нём легкая, короткая туника, поэтому, спасаясь от рассветной сырости, кутается он в меховой плащ красновато-коричневого цвета. Богатый плащ, на шитье его уходит ровно тридцать три каракаловые шкурки.

Серна, которая ни за что не подпустит к себе человека, спокойно щиплет траву рядом с ними, косясь на рогатый шлем, лежащий у ног того, что в плаще.

— К свадьбе готовятся… Добился Хамор своего, привязал Якова со всеми его домочадцами к Шхему. Пышная будет свадьба, всем на зависть, — нарушил молчание владелец шлема.

— Это как посмотреть, Яков тоже не прогадал. А вот свадьбы не будет.

— Ну что ты говоришь! Сегодня к вечеру мужчины Шхема поднимутся, а завтра Яков с семьей и рабами придет в город. У него уже все готово.

— Ты уверен? А я нет. Чем не повод для спора?

— Повод хороший. А условия помнишь — твоя жизнь и ожерелье? Я видел его в руках у Шхема, когда он спешил к винограднику.

— Помню и не отказываюсь. Отойди от шлема, теперь он не твой.

Наказал Яков пасти ночью коз Звулуну, брату-погодку Дины. Шимон угостил его вечером сладким вином, разрешил выпить полную чашу. Вкусно-о-о! Мальчишка уснул под кустом.

Козы и рады, перепрыгнули через хворостяные огородки и разбрелись в разные стороны. Не слышно хозяйского окрика, значит позволено всё! Нет ничего лучше сочных ночных огурцов, нежного салата на заре, хрустящей капусты, холодной от росы! Забыта жесткая трава, которая совсем недавно казалась такой вкусной. Не понять этой радости людям: у козлят первый в их жизни пир.

Но праздник, как всегда, оказался слишком коротким. Завизжали женщины, завыли в голос старухи, тряся широкими рукавами. Залились злорадным смехом мальчишки. Козы нехотя оторвались от лакомства, прислушались, подрагивая вислыми ушами. Нет, не дадут спокойно позавтракать, слишком быстро приближается толпа разгневанных женщин. Да еще и хворостины по дороге успевают они выбрать покрепче и подлиннее.

И понеслись козы по огородам, переминая все, что попадется под копыта. Что не успевает одна вытоптать, другая приканчивает. Не один десяток перепуганных животных мечется по огородам, зеленые ошметья и комья красной земли летят из-под копыт, трещат и валятся загородки, гнусавое блеяние мешается со звонкими проклятиями. Весело только детям и козлятам, они играют в догонялки.

Бедные женщины, все на их головы! Это что же такое делается? Хоть бы половину дел успеть переделать до свадьбы Шхема и Дины, а тут с козами воюй, не спавши! До полудня с ними не управиться, значит, после обеда отдохнуть не удастся.

Те, на горе, видят все. Зрение у них, как у птиц. Видят они и серого скорпиона, притаившегося между серых камней городской стены, и хамелеона, слившегося с крышей на доме Хамора в противоположном от ворот конце города, и слезу на щеке женщины, бросающей камни в коз, и щербинку во рту хохочущего мальчишки… Заметили они две тени, что скользнули в ворота, оставленные без присмотра.

Шимону и Леви не нужно тратить время, на то, чтобы осмотреться, они знают, что все дома в Шхеме расположены по кругу, а задняя стена каждого жилища — это внутренняя поверхность городской стены; в центре, напротив ворот, — дом Хамора, самый высокий в Шхеме. Знают они и то, что измученные болью мужчины сейчас спят лицами кверху, широко раскинувшись в постелях. Только храп слышен из глубины каждого дома.

В правых руках у братьев черные бронзовые мечи, обведенные желтыми полосками остро наточенных лезвий. Рукоятки в форме рыб перевиты тонкими ремешками кожи, чтобы мечи не скользили в окровавленных руках. Левые руки обмотаны овечьими шкурами мехом наружу.

Легко ступая, они расходятся в обе стороны от ворот, одновременно скрываются в дверных проемах, одновременно выходят назад и кивают друг другу перед тем, как откинуть следующий полог, оставив на нем первую полосу крови.

Один из белокожих удивленно поднял брови. Другой усмехнулся и по-хозяйски посмотрел на шлем, лежащий под оливой: «Не будет свадьбы…»

Но не могут видеть они, как братья в густо-душной полутьме вбивают в рот спящим вонючую, жесткую овчину, и засаживают клинок им в шею, поворачивая его в ране, когда выдергивают. И не могут слышать хруст внутри пронзенного горла, плеск крови из раны…

У ворот Шимон и Леви остановились перевести дух. Кровь пропитала их одежду, капает с мечей, мех слипся бурыми прядями. От дома к дому, от порога Хамора до городских ворот пролег кровавый след. Серая тишина застыла в городе. Ее не под силу растопить даже всемогущему солнцу, поднимающемуся к зениту.

На плече Шимона длинный куль. Это в одеяле, еще хранящем тепло юных тел, уносят братья Дину-невесту из дома жениха.

Нет жениха, не будет и свадьбы…

*****

Ирина увлеклась и еще что-то бормотала про омфалы, Древнюю Грецию, вспоминала какие-то полузнакомые Анчару имена богов и героев, а он уже не слушал. Нужно выманить Биляля из дому, и, если получится то, что задумал Анчар, то древняя Греция со всеми ее богами может отдыхать.