Волчья река - [2]

Его не было там, куда она его положила. Элли уж точно не могла нигде оставить телефон. Это была дорогая и нужная вещь, и она всегда клала его в этот карман.

Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, но запретила себе плакать. Они хотели, чтобы она заплакала, – те, кто забрал ее телефон. Те, кто играл с ней в эту гадкую игру.

– Кто вы?

– Никто, – ответил водитель. – А теперь сиди и молчи.

Внедорожник выехал на шоссе. Элли пыталась разглядеть, куда они едут, но быстро запуталась; ей никогда прежде не было необходимости обращать на это внимание. Школа скрылась за холмом, машина еще несколько раз свернула, и Элли теперь уже совсем не понимала, где они находятся.

Она не знала, что делать. Папа всегда говорил ей, что существуют плохие люди, и она не должна идти с теми, кто не знает пароль, но этот человек знал пароль, а без телефона она не могла нажать кнопку экстренного вызова.

– Выпустите меня, – сказала Элли, стараясь, чтобы это прозвучало так же, как у мамы: круто и уверенно. – Вы можете остановиться вот здесь.

– Заткнись, – отозвался водитель. – И сиди тихо. Если поднимешь шум, я тебе пасть скотчем заклею.

Это напугало Элли еще сильнее, чем то, что она сидит в чужой машине и без телефона, но девочка не собиралась показывать ему свой страх. Она не собиралась плакать. Огляделась по сторонам и попыталась придумать, что еще можно сделать. Дверца не открывалась, так же как и окно. У внедорожника были тонированные стекла, такие же, как в машине мистера Лу, они не пропускали внутрь солнце. Но вдобавок они не давали людям увидеть, что происходит внутри.

Элли осознала нечто ужасное. Она была просто тенью в черной машине за тонированными стеклами; никто не мог ее увидеть, и она не знала, что делать дальше.

Когда Элли начала звать на помощь тех, кто ехал в соседних машинах, водитель свернул, припарковался под мостом среди красивых зеленых деревьев и заклеил ей скотчем рот, а еще связал той же самой лентой руки и ноги. Потом отнес ее к багажному отделению машины, за спинками задних сидений. Там было пусто, не считая спальника, на котором были нарисованы диснеевские принцессы. Элли глухо кричала из-под скотча, извивалась и пыталась освободиться, но водитель положил ее на спальный мешок и покачал головой.

– Лучше усни, – посоветовал он ей и вытер пот с лица. – Нам еще далеко ехать. Веди себя хорошо, и через несколько часов я тебя накормлю. Через пару дней ты будешь дома и сможешь рассказать крутую историю.

Папа всегда говорил ей: «Если плохие люди тебя заберут, не верь тому, что они скажут тебе».

Она не поверила в то, что этот человек вообще отвезет ее домой.

Ей стало очень страшно, когда у нее от плача забился нос и сделалось трудно дышать с заклеенным ртом. Поэтому Элли заставила себя прекратить плакать и начала медленно, ровно дышать. Она по-прежнему была напугана, но к тому же очень устала; наконец просто закрыла глаза и попыталась представить, что находится в другом месте – например, дома с мамой.

Она представляла это так упорно, что и вправду заснула, свернувшись, словно у мамы на коленях. Проснувшись, хотела сказать водителю, что ей нужно пописать, очень нужно, но он разговаривал по телефону, а вокруг было темно и, кажется, они ехали через лес.

Он увидел, как она села, и обернулся. Через лобовое стекло Элли заметила впереди поворот и огибающие его огни фар. Эти огни направлялись прямо на их машину.

Она попыталась крикнуть ему, сказать, чтобы он свернул от другой машины, но водитель нахмурился и сказал:

– Я же велел тебе заткнуться…

И тут другая машина врезалась в них, и все вокруг начало кувыркаться и громко хрустеть, и Элли показалось, что она услышала крик водителя.

«Помогите мне», – хотела сказать она, но ей было слишком страшно и слишком больно, а потом человек перестал кричать и стало совсем тихо.

1. Гвен

Огромный темный глаз телевизионной камеры напоминает мне о плохих вещах.

Очень плохих вещах. Я изо всех сил стараюсь держать в уме, для чего сижу здесь.

Я здесь для того, чтобы прямо и честно поведать свою историю.

Потому что уже слишком долго ее рассказывали другие люди, которые лгали обо мне и моих детях.

Вот уже несколько месяцев об этом говорится во всех новостях. «Сбежавший маньяк похищает свою бывшую жену! Стрельба в доме убийств!» Это всегда пишется для того, чтобы произвести максимально жуткий эффект, и содержит, как правило, хотя бы мимолетное упоминание о том, что я была арестована как его сообщница.

Иногда они вспоминают: нужно сказать, что я была оправдана. Большинство вообще предпочитает забыть эту подробность. Мою электронную почту наводнили сотни сообщений – до такой степени, что я просто закрыла ее и больше туда не заходила. Как минимум половина этих людей предприняли долгую поездку до Стиллхауз-Лейк, чтобы попытаться убедить меня открыть дверь и «изложить свою сторону событий».

Но я не настолько глупа, чтобы сделать это, не узнав предварительно, во что я ввязываюсь. Это появление на телевидении заняло почти месяц подготовки: переговоры, гарантии того, о чем меня будут спрашивать, а о чем не будут. Я выбрала «Шоу Хауи Хэмлина», потому что у Хэмлина хорошая репутация, он сочувствует жертвам всех преступлений и отстаивает справедливость.