Волчья мельница - [48]

— Это мои владения! — пробормотала она. — Мой дом…

Порыв нежности, желание как можно скорее оказаться в кругу родных, с которыми ничего не страшно, заставили девушку пуститься бегом по нераспаханному полю, поросшему дикой ежевикой и чертополохом.

Во двор она вошла одновременно со скупщиком кроличьих шкурок, у которого в тележке был их целый ворох — вывернутых, зловонных. Он поздоровался, приподняв засаленную шляпу. Из дома выскочила Этьенетта с двумя сухими шкурками в руке. С ведома Клер она забирала вырученные за них гроши.

Навстречу Клер выбежал отец в своем неизменном, испачканном клеем и бумажной массой, переднике.

— Клеретт! Я места себе не нахожу! Жандармы перевернули мельницу вверх дном — искали беглого, он опасный преступник, убийца. Милая, не убегай вот так больше из дома!

Дрожа от волнения, Колен обнял дочь. Клер позволила себя приласкать, наслаждаясь теплом отцовских объятий.

— Прости, папочка! — прошептала она.

— Это я должен просить прощения, — отвечал бумажных дел мастер. — Я очень дурно обошелся с тобой, дочка. А теперь будто гора с плеч! Я боялся, ты сделаешь какую-нибудь глупость.

— Какую, например? — воскликнула девушка. — Я очень рассердилась и устала, поэтому пошла прогуляться. Вот и все!

— Прогуляться, когда в окрестностях бродит беглый каторжник!

Колен крепче сжал ее в объятиях. Клер закрыла глаза. Она решила больше не искать встречи с Жаном и даже стать снова послушной дочкой, которая больше всего на свете боится не угодить отцу и матери. Стать собой прежней — «мадемуазель с мельницы», как многие называли ее за глаза.

«Забуду его! — пообещала себе Клер. — У меня хватит сил. Я забуду его!»

Колен очень обрадовался, увидев, что дочь жива-здорова. Обняв Клер за плечи, он повел ее в перетирочный цех. В детстве ее зачаровывало монотонное движение больших, оснащенных ножами цилиндров, которые приводила в движение вода. Вот и сейчас она привычно заглянула в чан с бумажной массой. В смежной комнате трое рабочих, сидя на табуретах, на специальных станочках измельчали ветошь. Клер вспомнила, что два года назад эту работу делали женщины.

— Папа, а почему ты перестал брать работниц?

— Твоей матери это не нравилось. Ортанс по натуре ревнива, думаю, ты и сама уже это поняла. В свое время я нанял Катрин с кузиной, но девушки работали медленно, больше перешучивались с парнями. Тогда-то Фолле и попал в ловушку: они с Катрин стали встречаться. А моя бедная Ортанс решила, что я волочусь за кузиной! Словом, пока на мельнице нет чужих женщин, я хотя бы живу спокойно!

Так перед Клер открылась еще одна грань супружеской жизни ее родителей.

Ревность была ей несвойственна, равно как и зависть. Впервые в жизни ее осенило, что собственная мать, возможно, недолюбливала ее из-за того взаимопонимания, которое было между отцом и дочкой. Впечатление было такое, будто под ногами вдруг открылась бездна под названием «мир взрослых».

— Как тут жарко! — сказала она, просто чтобы не молчать. — Какую надо иметь выдержку, чтобы работать в такой парилке!

— Зимой или осенью, конечно, поприятнее, — кивнул отец. — Но ведь главное — это результат! Вот, взгляни-ка!

И, озабоченно хмурясь, отец увлек ее в соседнее помещение, служившее складом. Там на деревянных паллетах стояли стопки готовой бумаги — множество, сразу не сосчитать. Здесь пахло клеем и сыростью.

— Знаменитый ангумуазский «vélin royal»! — сказал бумажных дел мастер. — Остается подыскать покупателя. Вот эту партию мы сделали под заказ, но англичанин отказался ее брать. Есть еще нераспроданный товар… Не понимаю, Клер, как сегодня работает рынок! В приоритете то, что производится быстро и что легко доставлять. А вот на качество плюют! Хоть переходи на упаковочный картон!

Сказано это было с горечью. Клер погладила отца по руке.

— Если картон хорошо продается, почему бы и нет?

— А моя честь? Наши, местные бумажных дел мастера славятся далеко за пределами Франции. Благодаря моему труду, и наших рабочих тоже, мы жили и живем в достатке. И вдруг все рушится из-за этих новых фабрик! Разве это справедливо?

Колен перешел в следующий цех, где занимались проклейкой бумажных листов. Клер зажала нос. В помещении даже стены пропахли клеем, а это аромат не из приятных. На Пастушьей мельнице клей все еще готовили на основе желатина, получаемого методом вываривания костей и обрезков высушенных шкур.

— Морщишься? Знала бы ты, как тут воняло раньше! Ветошь мелко нарезали, заливали теплой водой и оставляли гнить. Нужно было дождаться появления особых мелких черных грибов — это означало, что смесь готова. Твой дед придерживался такого метода, но я от него отказался.

Девушка поспешила на улицу. Отец догнал ее уже на залитом солнцем дворе.

— Пап, в ангулемской газете писали, что из древесной массы получается очень хорошая бумага. Тебе стоит попробовать! У нас деревьев много, особенно тополей и ясеней. Если ты докажешь клиентам, что тоже идешь в ногу с прогрессом, они к тебе вернутся!

Колен устало отмахнулся:

— Слишком много перемен, моя Клеретт! А мне хочется сохранить наши традиции.

— Даже если это может привести к разорению? Что будет с нами потом? — спросила Клер, неожиданно возмущенная его нежеланием что-либо предпринимать.