Волчья мельница - [38]

— Смотри, мой пес на тебя уже злится! Пусти меня, Жан! Я принесла тебе кое-что из вещей отца. Переоденься и уходи! Я знаю правду. Ты кого-то убил!

Но он не отпускал Клер. Она попыталась высвободиться, и Жан ухватил ее за другую ногу. Она испугалась уже по-настоящему.

— Отпусти меня, пожалуйста! — взмолилась она. — Мне пора домой!

— Погоди! — мягко проговорил парень, и в тишине голос его прозвучал четко и серьезно. — Никто в жизни не сделал для меня и четверти того, что ты за пару дней. Хочу сказать тебе спасибо, Клер! Я — не убийца, нет. Даже не думай! Прошу, выслушай меня!

Она перестала отбиваться. Прижавшись лбом к ее ноге, Жан завел свой рассказ:

— Маму не помню. Она умерла в родах, я был маленький. Отец — когда мне было одиннадцать. Мы остались вдвоем с братом, которому тогда было девять. Я не мог его бросить. Вдвоем мы бродили по округе. Я искал работу на фермах и на заводах. Но никто не хотел меня брать. Люсьен, мой брат, умирал с голоду. И вот однажды я украл кусок хлеба и бриошь. Жандармы поймали нас в тот же вечер. Отправили сначала на тот остров, что я упоминал, близ Йера. Там был настоящий ад. Но пока Люсьен был со мной, я терпел, не жаловался. И защищал его. Он был красивый мальчик, голубоглазый, как я. Вроде как это у нас от матери. Те ребята, что постарше, «деды», стали цепляться к Люсьену, ну, чтобы сделать его своей «невестой», понимаешь? Но я их не подпускал. А потом на Люсьена положил глаз один из наших надзирателей. Я попытался сказать директору, но за это угодил под палки, потом — в карцер. А этот гад воспользовался моментом и изнасиловал Люсьена. Когда остальные узнали, то сделали моего брата тапеткой, общей «девочкой»! А надзиратель еще надо мной издевался. Люсьен перестал спать, его рвало. Мне удалось выследить этого гада, надзирателя — его звали Дорле, — и я его отмутузил. Я как с цепи сорвался, Клер! Как я злился, как проклинал себя! Я не смог уберечь брата. И меня опять посадили в карцер.

Девушка не шевелилась, потрясенная рассказом. Прощайте, наивность и вера в Божью милость и людскую доброту! До этого момента Клер не представляла, что можно надругаться над мальчиком, но расспрашивать не решилась.

Жан, задыхаясь от волнения, продолжал:

— Утром за мной пришли. Сказали, надо хоронить Люсьена. Он умер. Все говорили — от дизентерии. Яму копать — мне. И пока я работал, обеими руками вцепившись в лопату, надзиратель надо мной потешался. И тогда я раскроил ему череп. Этой же лопатой. Он сдох на месте. Ненависть… больше во мне ничего не осталось. Еще три года я жил на острове, потом меня перевезли в Ла-Куронн. Когда мне исполнилось бы восемнадцать, меня бы переправили в Кайенну, чтоб я тоже скорее окочурился. Но я сбежал, Клер, и им меня не поймать! Ни за что! В Ла-Рошели я сяду на корабль и поплыву в Америку. Я обещал Люсьену…

На ногу Клер закапали слезы. Женское сердце, даже очень юное, жалостливо… В том, что Жан не врет, она ни на секунды не усомнилась. Осторожно опустилась на колени, обхватила голову юноши руками, отвела от своих ног. Лунный свет упал ему на лицо. Клер заглянула в голубые, блестящие от слез глаза и, не думая больше ни о чем, неловко, вся дрожа, поцеловала его в губы.

— Конечно, поезжай в Америку! — зашептала она, едва отдышавшись. — Только подальше отсюда! Ты должен жить свободно, Жан! И я тебе помогу. Каждый год на Рождество, сколько я себя помню, папа дарит мне золотой луидор. Их набралась уже целая горсть. Я тебе их отдам. Бедный Жан! Сколько горя ты пережил! Я сделаю это в память о твоем брате.

— Скажи, может, ты все-таки ангел?

Он обнял ее, стал целовать в лоб, в щеки и в губы. Она прижалась к нему, ища ласки, еще трепеща от пережитого потрясения. Их слезы, их вздохи перемешались. Ей хотелось утешать, но желание стремительно овладело телом, сделав ее уязвимой, горячей. Клер словно раздвоилась: благоразумная дочка бумажных дел мастера — в теле женщины, жаждущей наслаждения. Ей хотелось сорвать одежду с себя, с Жана и, обнаженной, тереться об него, и пусть целует каждую частичку ее тела…

За время своих скитаний Жан познал женщин. Их было две: жена кузнеца, прятавшая его у себя на чердаке (она тоже не устояла перед очарованием его голубых глаз), и девица легкого поведения, с которой он познакомился на северной окраине Ангулема. Он был в бегах, она предложила пожить у нее в каморке и спать с ней бесплатно. Так что он первым понял, что чувства взяли над девушкой верх, что она готова отдаться.

Еще раз крепко ее обняв, Жан откатился от нее на метр.

— Не надо! — шепнул он. — Потом девушку считают испорченной. Ты только что сама сказала, что сделаешь это лишь с мужем, а я… я никогда не смогу на тебе жениться. Хоть ты мне и нравишься, Клер. Ты очень красивая, и сердце доброе. Только мне бы хотелось, чтобы ты, счастливая, шла со мной под руку и никого не стыдилась! Но это — мечты. Этого не может быть.

Очнувшись от сладкого дурмана, девушка расплакалась. Ей было немного стыдно за свое поведение.

— Нет, однажды ты на мне женишься, обещай! Я хочу только тебя! За другого ни за что не выйду. Обещай!