Волчья мельница - [19]

Священник на мгновение смежил веки. Вспомнил спешно организованную свадьбу, состоявшуюся всего неделю назад. Фолле с лицом странно угрюмым для влюбленного, Катрин — бледная до желтизны, и глаза испуганные. Всю церемонию она простояла понурившись, словно разглядывая кружевное подвенечное платье — материнское, наново отбеленное и накрахмаленное — и выглядела такой же невеселой, как и жених.

— Облегчи душу, моя девочка. Что с тобой приключилось?

— У меня был возлюбленный, отче! Красавец, из господ! Я его крепко любила. Приходил, стучал в мое окошко… Он был у меня первый. А Фолле… Фолле меня не тронул ни разу. Тот, другой, — много раз. А когда я поняла, что тяжелая, никому не сказала. Отец бы меня прогнал: ему позора не надо. Только Фолле я доверилась, попросила, чтобы взял меня замуж такую, как есть. Он славный парень, согласился. Клянусь вам, отче, раз уж он решился взять меня с чужим ребенком, я была бы ему доброй женой!

— Не надо клясться, дочь моя! Скажи лучше, кто твой возлюбленный.

У кюре и прежде были кое-какие подозрения. Некоторые местные кумушки не отказали себе в удовольствии обозвать Катрин шлюхой, вспомнив и младшего Жиро.

— Такой красивый, статный! — Молодая женщина захлебывалась рыданиями.

— Красивый и статный господин, который тебя обесчестил и бросил! Почему он сам на тебе не женился?

Голос кюре дрожал от ярости, и тон его был лишен и тени милосердия. Учеба в лиможской семинарии не сделала его раболепным, о нет! Сталкиваясь с произволом и порочностью, отец Жак вскипал праведным гневом. Все пятнадцать лет, что он служил священником в Пюимуайене, воплощением сатаны для него был Эдуар Жиро. Фредерик пошел по стопам отца…

— Не хочу называть его имя, — прошептала Катрин. — За пару дней до венчания я пошла к нему и призналась. Ну, про ребенка. Он меня прогнал, господин кюре, вытолкал, как последнюю дрянь.

Священник стиснул зубы. Много мерзостей пришлось ему выслушать на исповедях, будучи связанным обетом тайны. И сейчас, глядя на умирающую девушку, он не мог не вспомнить Марианну Жиро. Никогда не сотрется из памяти тот страшный дождливый день, когда она скользнула в исповедальню, чтобы рассказать о преступлении, страшнее которого не придумаешь. И вот — новая жертва, а он снова не может потребовать для нее справедливости.

— Он тебя избил? Ты по его вине потеряла ребенка? — едва слышно спросил он. — Скажи мне правду, Катрин!

— Нет, нет, клянусь! Я побежала домой и упала. Потом всю ночь мучилась животом. Когда вы нас венчали, у меня уже все болело. Потом пошла кровь, но плод… плод остался. И теперь раздирает меня изнутри! Я вся горю, отче, мне плохо. Знали б вы, как мне больно и плохо!

Отец Жак знал. Доктор Мерсье, его хороший знакомый, сообщил, что у Катрин обширное внутреннее заражение. Это было час назад, возле кладбищенских ворот.

— Дорогая моя девочка! — громко проговорил он. — Ничего не бойся. Отдайся на милость Божью. В твоем прегрешении больше чужой вины. Дай руку, и помолимся вместе!

Катрин была в полубессознательном состоянии. Сухие пальцы, которыми она сжимала руку священника, еще связывали ее с миром живых, но, казалось, она вот-вот преставится. Перед глазами у нее мелькали смутные образы.

Вот она лежит на желтой соломе, а сверху — он, страстный, ненасытный… Она кричит от счастья, ведь он такой красивый! А вот он скачет галопом, мускулистые ляжки напрягаются от усилия… Теперь — улыбается, задирая подол ее ночной рубашки, входит в нее… И, наконец, тот страшный вечер, когда она прибежала сломя голову в поместье. Решив связать свою жизнь с Фолле, она надеялась на поворот в судьбе, мечтала остаться рядом с тем, кого всем сердцем любила. «Фредерик, любимый, не бросай свою Кати! Я люблю тебя больше жизни, слышишь! У нас с Фолле скоро свадьба, но я люблю тебя! А еще… Я раньше боялась сказать, но я жду от тебя ребенка. Может, возьмешь меня к себе — служанкой, горничной, все равно! Только б нам с тобой не расставаться…» Она бросилась к его ногам и стала их обнимать, всю душу вкладывая в свои мольбы. Не ее ли телом он не мог насытиться, не ее ли целовал, кусал, терзал?

Голова Катрин судорожно дернулась, скатилась с подушки.

— О нет, не надо! — молила она в беспамятстве.

Откуда отцу Жаку было знать, что несчастной казалось, будто она снова с Фредериком, и он, жестокий, как и в самые интимные моменты, отталкивает ее, швыряет на плиточный пол конюшни. Скалясь, с безумным взглядом, начинает ее бить, пинать ногами в живот, в спину, в грудь. Она от страха молчит, думает, что иначе он ее убьет. Это из-за него замер плод…

Катрин содрогнулась, бессильно рухнула на постель. Кюре, которого священный сан обязывал терпеть зловоние, исходившее от этого юного тела, стал молиться. Он закрыл ей глаза. Встревоженная тишиной, вошла мать.

— Бедное мое дитя! — запричитала она. — Да упокоит Господь ее душу!

Раймонда задержалась на пороге. Девочка смотрела на сестру и не хотела верить.

— Не стоит сюда входить, дитя мое! — мягко сказал ей кюре. — Сбегай лучше за Фолле. Да поспеши!

* * *

Эдуар Жиро недавно уехал, не забыв кивнуть в знак прощания. Клер невольно залюбовалась размеренной рысью жеребца, с легкостью несшего на себе такого грузного всадника.