Волчья лощина - [58]

Шрифт
Интервал

Эту картину тётя Лили и застала: Генри чистит морковь, Джеймс пыхтит над сотейником, я сижу за столом с мужчинами.

— Кажется, я домом ошиблась, — пробормотала тётя Лили. — Аннабель, у тебя что, ноги отказали?

— Но-но, Лили, — бросил папа, словно строптивую кобылу укрощал. — День трудный выдался.

— Будто я не знаю! Ты, Джон, хоть представляешь, сколько через мои руки проходит почтовых отправлений? Люди, похоже, только и делают, что письма пишут. Удивляюсь, как жизнь до сих пор не остановилась при таком-то массовом бумагомарательстве?

Тётя Лили налила себе кофе, уселась на мамино место за столом. Я подумала, она не знает про Бетти:

— Бетти Гленгарри утром умерла, тётя Лили. Она только фыркнула:

— Эту новость мне сегодня сообщило не меньше дюжины человек. По-твоему, Аннабель, я в Тимбукту на работу езжу? Хотя вряд ли в Тимбукту есть почтамт.

Ужасно захотелось чем-нибудь в неё запулить.

— Просто я подумала, вы ещё не слышали.

— Почему это? Потому что я не разрыдалась и в обморок не брякнулась, в отличие от всяких хлюпиков?

И тётя Лили оглядела меня сквозь очки:

— Аннабель, пути Господни неисповедимы. Можешь не сомневаться: у Господа Бога были собственные основания.

Тут вошла бабушка:

— Что за основания, Лили?

— Основания забрать Бетти домой.

Бабушка только головой качнула:

— Не знаю, Лили, в кого ты уродилась такая чёрствая.

— Я не чёрствая. Но и не мягкосердечная. Нюнь и без меня хоть пруд пруди.

«Ещё минуту послушаю тётю Лили — точно окаменею», — подумала я, а вслух сказала:

— Можно я к себе пойду? Раз мальчики с ужином помогают?

— Если только совсем ненадолго, — нахмурилась мама. — Я тебя крикну, как понадобишься.

— На стол и я могу накрыть, — заявил Джеймс.

Бабушка потрепала его по макушке, проворковала:

— Конечно, можешь. Мы даже не сомневаемся.

Шумы из кухни проникали в спальню. Я слышала стук кастрюль и сковородок. Звон тарелок и ложек. Я слышала голоса. И скрежет стульев, придвигаемых к столу.

Звуки только усугубляли моё одиночество. Да, я перехитрила Энди, выудила у него признание; наверно, полицейские, когда схватят Тоби, будут с ним не очень жестоко обращаться. Эти соображения должны были бы меня утешить — а не утешили.

Я достала и надела дедушкино полупальто. В нём бы две таких, как я, поместились. Прямо в пальто я легла на кровать, подтянула коленки к животу и крепко заснула. Мама крикнула снизу: «Аннабель, ужинать!» — я не слышала. Мама приоткрыла дверь, выключила свет — я не слышала. Мама укрыла меня пледом — я не слышала. Не проснулась я и от телефонного звонка, который раздался ближе к полуночи.

Зато утром я была на ногах раньше всех. Кроме мамы, конечно. Мама варила кофе. Одна. Ещё даже рассвет не брезжил. Я не сразу себя обнаружила. С минуту наблюдала за мамой из дверного проёма. Мама была какая-то другая — не подозревала, что на неё смотрят. Сама смотрела в себя. Точно так же, как я на снимке, который сделал Тоби.

Предчувствие зародилось во мне, стало нашёптывать: возвращайся в постель, пока мама не обернулась. Откуда оно взялось? Может, я заподозрила худшее, глядя на мамины поникшие плечи? Может, поэтому подумала: скорее скрыться в спальне, выгадать себе ещё часок-другой неизвестности?

Кстати, я со вчерашнего дня так и не переоделась. Стояла в дедушкином полупальто. Должно быть, я ужасно нелепо выглядела. Мама, с кружкой кофе в руке, пошла было к столу, подняла глаза — и застыла так резко, что кофе расплескался на пол.

— Господи, Аннабель, ты меня напугала!

Мама потянулась за тряпкой:

— Зачем ты в такую рань подхватилась?

— Не могу больше спать. — Я села к столу. — Мама, Тоби ещё не нашли?

— Значит, ты слышала ночной звонок?

Я покачала головой. Сердце сжалось:

— Нет, не слышала. Кто звонил?

Мама выкрутила тряпку, села напротив меня. С осторожностью поставила кружку на стол:

— Констебль. Он получил известие от офицера Коулмена и решил, нам это будет интересно.

Раньше я не задумывалась, красивая у меня мама или нет. Только теперь, когда она под моим взглядом мужалась, чтобы сообщить о смерти Тоби, я поняла: краше неё и быть никого не может.

Руки я втянула в рукава. Так, не видя собственных кистей, и слушала маму. Тоби выследили у самой границы штата — он спал под мостом реки Махонинг. Ищейки, приведя полицейских к спящему Тоби, стали валяться в листьях. Человек, ими обнаруженный, был им совсем не интересен. А Тоби поднялся, услышав, как полицейский назвал его имя. Наверно, он хотел встретить неизбежное стоя. Ему велели лечь лицом вниз, руки держать за головой — он не послушался. Когда они выхватили револьверы и повторили приказ, Тоби дёрнул плечом, как если бы снимал ружьё. Тут полицейские его и застрелили.

— Они ведь не знали, что ружьё неисправное, — тихо сказала мама. — Они вообще ничего не знали. Им было велено схватить и передать в руки правосудия опасного преступника, только и всего.

Слёзы я вытирала прямо ладонями. Длиннющие рукава мешали, я их подвернула.

— Зачем Тоби так поступил, мама? Зачем взялся за ружьё? Оно ведь было неисправное! И всё равно Тоби не стал бы стрелять. Не такой он человек.

Мама вздохнула:

— Верно, не такой. Я сама в толк не возьму, зачем Тоби понадобилось скидывать ружьё. Разве только он очень, очень устал. От жизни.


Рекомендуем почитать
Люся с проспекта Просвещения или История одного побега

Веселая, почти рождественская история об умной и предприимчивой собаке Люсе, которая, обидевшись на несправедливость, совершает побег из дома. После многих опасностей и приключений покорившая сердца нескольких временных хозяев беглянка благополучно возвращается домой как раз к бою новогодних курантов.Книга предназначена для детей среднего школьного возраста.


Два трюфеля. Школьные хроники

Весёлые школьные рассказы о классе строгой учительницы Галины Юрьевны, о разных детях и их родителях, о выклянчивании оценок, о защите проектов, о школьных новогодних праздниках, постановках, на которых дети забывают слова, о празднике Масленицы, о проверках, о трудностях непризнанных художников и поэтов, о злорадстве и доверчивости, о фантастическом походе в Литературный музей, о драках, симпатиях и влюблённостях.



У самых брянских лесов

Документальная повесть о жизни семьи лесника в дореволюционной России.Издание второеЗа плечами у Григория Федоровича Кругликова, старого рабочего, долгая трудовая жизнь. Немало ему пришлось на своем веку и поработать, и повоевать. В этой книге он рассказывает о дружной и работящей семье лесника, в которой прошло его далекое детство.


Фламинго, которая мечтала стать балериной

Наконец-то фламинго Фифи и её семья отправляются в путешествие! Но вот беда: по пути в голубую лагуну птичка потерялась и поранила крылышко. Что же ей теперь делать? К счастью, фламинго познакомилась с юной балериной Дарси. Оказывается, танцевать балет очень не просто, а тренировки делают балерин по-настоящему сильными. Может быть, усердные занятия балетом помогут Фифи укрепить крылышко и она вернётся к семье? Получится ли у фламинго отыскать родных? А главное, исполнит ли Фифи свою мечту стать настоящей балериной?


Что комната говорит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.