Волчонок - [7]

— Мне нужен Диофант, — сказала царица. — Позови его.

Евнух побежал к двери.

— Стой, — сказала Лаодика. — Разбуди Фрину. Передай ей… — царица на мгновение задумалась. Евнух ждал. — Передай ей: пусть непременно завтра же утром отошлет из города мою дочь. Теперь иди.

Царевич возвращался с охоты. Диофант, заложив руки за спину, стоял на верхней ступени дворцовой лестницы и молча смотрел на приближающихся охотников. Он увидел их еще издали, вернее, не их, а пыль, поднятую копытами коней, целую тучу пыли.

«Митридат Эвергет умер, — сказала утром Лаодика. — Теперь царь Понта — его и мой сын Митридат Евпатор. Он еще не знает, он еще вчера уехал на охоту и пока не возвращался. Дождись его, Диофант, встреть. Он должен узнать обо всем от тебя. Ты все расскажешь ему. Он ведь любит тебя. Расскажи ему обо всем, а потом приведи ко мне».

И теперь Диофант смотрел на приближающуюся группу всадников и страстно желал только одного — чтобы они ехали как можно дольше.

Царевич узнал его и пустил коня галопом. Диофант отметил его мастерскую посадку.

— Диофант! — закричал царевич. — Диофант, эгей! Жаль, что ты остался дома!.. Мы затравили оленя! Красавца оленя!.. Эй, Диофант!.. — Он осадил коня у самой лестницы.

— Диофант!.. — и вдруг замолчал.

Диофант тоже молча смотрел в его мальчишеское лицо с прозрачно-голубыми, как у отца, глазами. Руки его, за спиной, против воли сжались в кулаки. Он все яснее ощущал тяжесть того, что должен сказать.

Митридат медленно спешился, медленно поднялся по лестнице.

— Что случилось? — спросил он.

Диофант выдержал его взгляд.

— Я маленький человек, царевич, — сказал он. — Единственное, что я делал, — это учил тебя, как нужно натягивать тетиву, чтобы всегда попадать в цель, и как нужно сидеть на коне, чтобы конь не сбросил тебя. Я учил тебя, потому что эти две вещи — главное, что должен уметь царь. Я не думал, что это пригодится тебе так скоро, — он почувствовал, что лицо его застыло, словно от холода.

Подъехали остальные охотники.

— Что делать с оленем? — крикнул кто-то.

Митридат медленно повернулся к спрашивавшему, непонимающе посмотрел на него. Так же медленно перевел взгляд на оленя, переброшенного через седло, с неподвижными широко раскрытыми глазами. Голову оленя, наподобие диадемы, пересекала поперечная алая полоса, и Митридату показалось, что олень коронован.

Он неопределенно пожал плечами и отвернулся.

Охотники растерянно переглянулись.

Митридат начал спускаться с лестницы. Каждый шаг его был дольше предыдущего. У последней ступеньки он остановился и вдруг снова вернулся к Диофанту.

— Повтори.

Диофант не услышал, а угадал это слово, сказанное беззвучно. Он вздохнул. Главное уже было произнесено, но тяжесть почему-то не оставляла его. Он сказал:

— Твой отец, царь Понтийский Митридат Эвергет, умер.

Митридат опустился на ступеньку, медленно провел рукой по лицу. Оглянулся на вход, к которому сидел спиной.

Диофант сказал:

— Сейчас ты должен пойти к матери. Ей сейчас очень тяжело. Помни, что отныне ты — царь и мужчина.

Митридат поднялся, подошел к нему почти вплотную.

— Тяжело? — он смотрел в глаза Диофанту. — Ей тяжело? И ты веришь в это?

Диофант молчал. Митридат отвел взгляд в сторону.

— Это же она убила его, — тихо сказал он. — Почему же ты говоришь, что ей тяжело?

Диофант отшатнулся, и голос его изменился. Он предостерегающе поднял руку:

— Царь умер. Его никто не убивал. Не следует так говорить!

И тогда Митридат улыбнулся. И от этой улыбки Диофанту стало нехорошо. Лицо Митридата в эту минуту поразило его, потому что это уже не было лицо двенадцатилетнего мальчика. Сквозь мальчишеские черты вдруг явственно проступили жестокость и властность взрослого мужчины.

— Хорошо, — сказал Митридат. — Ты говоришь, царице тяжело? Она ждет меня?.. — он в раздумье опустил голову. — Я был хорошим учеником, Диофант. Мне кажется, я и впредь буду хорошим учеником. Я пойду… к царице, — он через силу выговорил это слово. — Но несколько позже. Сейчас я должен распорядиться… — он оглянулся. — Об олене. Ты понял меня, Диофант? Иди же к моей матери, Диофант, учитель мой, и скажи ей, что скоро я буду у нее.

Митридат долго и, казалось, бесстрастно рассматривал лицо Лаодики. Наконец его губы разжались, и он сказал:

— Прежде чем прийти сюда, я отправился к себе. Чтобы умыться и переодеться после охоты. На столике возле моего ложа я нашел нож. На лезвии этого ножа — запекшаяся кровь. Я очень удивился этой находке. Но потом понял, для чего этот нож подбросили в мою спальню. Я понял, что кровь на его лезвии — кровь моего отца. Видимо, мои друзья дали мне понять, что отец убит этим ножом и что я должен отомстить за него. Впрочем, возможно, это означало также и то, что я сам должен опасаться убийц.

Лаодика побледнела. Она поднялась со своего места и сделала шаг к нему. Но его взгляд остановил ее.

— Ты хочешь сказать…

— Я говорю.

Лаодика почувствовала, что во рту пересохло. Едва шевеля губами, она спросила:

— И ты знаешь… кто… его… убил?

Митридат удивленно поднял брови.

— Знаю ли я? Разумеется… Садись, я не хочу, чтобы ты стояла.

Лаодика села, безвольно опустив руки.

Он продолжал: