Волчонок - [6]

Шрифт
Интервал

— Да. Он ночевал во дворце.

— Один?

Аристей усмехнулся.

— Конечно, нет, — сказал он. — С ним была Танит.

— Что скажешь? — спросила Лаодика. — Когда ты сделаешь это?

Аристей усмехнулся снова.

— Я уже сделал. Он мертв.

Лаодика замерла.

— Повтори.

— Он мертв, — равнодушно повторил Аристей. — Она тоже.

Лаодика медленно поднялась, подошла к стоящему в углу столику. Провела пальцами по кувшину с вином, потом по своему лицу. Теперь она знала, почему в снах не помнила своего имени.

Потому что, проснувшись однажды, царица Лаодика должна была услышать именно эти слова.

— Подойди, — сказала она.

Аристей сделал шаг, другой и остановился. Его качало из стороны в сторону, будто пьяного.

— Ты пьян? — неприязненно спросила Лаодика.

Он молча покачал головой.

— Что с тобой?

Он не ответил. Лаодика слышала только его дыхание, хриплое и громкое.

— Ты ранен?

— Он задел меня ножом, — через силу выдавил Аристей. — Моим же ножом, проклятье… Он успел вывернуть мне руку и ударить. Будь он проклят… — голос Аристея сел до шепота. — Будь он проклят…

Лаодика мельком глянула на него и отвернулась.

— Куда? — равнодушно спросила она.

— Будь он проклят… — шепотом повторял Аристей. — Будь он проклят, он ранил меня…

— Куда? — снова спросила Лаодика. Не потому, что это ее интересовало. Она чувствовала необходимость прервать бессвязный шепот.

Аристей, словно проснувшись, непонимающе посмотрел на нее. Вяло махнул рукой.

— Неважно. Это не смертельно. Просто я устал.

Она пожала плечами, подняла кувшин. Темная струя полилась в ритон.

— Выпей, Аристей. Это хорошее вино. Любимое вино царя… — она запнулась. Она не могла сказать, что всегда держала в спальне это вино для Митридата Эвергета. Даже когда он перестал посещать ее, она все равно держала для него это вино. Для мужа и царя, которого больше нет. Теперь она предлагает вино его убийце. — Потом можешь пойти и как следует выспаться. Тебе следует отдохнуть. Ты заслужил отдых.

Он взял ритон обеими руками, но пить не стал. Лаодика отошла в угол. Глядя в сторону, сказала:

— Он был твоим другом когда-то.

— Он был твоим мужем, — сказал Аристей.

— Он был тебе хорошим господином.

— Царем, — поправил Аристей.

— Царем, — повторила она.

— Царь не может быть ни плохим, ни хорошим, — сказал Аристей.

— Почему?

— Я ненавидел его, — сказал Аристей. — Но его больше нет. И это хорошо. А мы — есть. И это тоже хорошо. Наверное, ты права, он вяло усмехнулся. — Наверное, он был мне хорошим царем. Но — царем.

— Теперь ты убил его.

— А ты приказала это сделать.

— Я — не о себе. Я знаю, почему поступила так. Но я говорю о тебе.

Аристей поднял ритон, собираясь выпить. Пристально глядя в его лицо, Лаодика спросила:

— Можешь ли ты объяснить мне, почему ты согласился на это?

Он удивленно взглянул на царицу, еле заметно пожал плечами, все еще держа в руках полный ритон.

— Я взялся за это, надеясь получить от тебя награду, — он оскалился. — Я ошибся?

— Ты не ошибся.

— Люди — волки. Это я давно понял, еще ребенком. Значит, надо стать волком. Раз все — волки, значит, быть волком — хорошо.

— Так говорят волки, — ровным голосом сказала Лаодика. А про себя подумала: «Для шакалов». Вслух сказала: — Пей же. И уходи. Ты устал. Я позабочусь, чтобы награда была достойна тебя.

Он задумчиво посмотрел на ритон и вдруг резким движением поставил его на столик. Темные, почти черные капли упали на отполированную поверхность.

— Я не буду пить этого вина!

Выражение лица Лаодики не изменилось.

— Тогда иди, — безразлично сказала она.

Аристей некоторое время молча смотрел на нее. Потом сказал, растягивая слова:

— Нужно послать гонца… Немедленно. В Эфес. К Манию Аквилию. Он должен знать, что Митридата Эвергета больше нет. Что войны не будет. Что наемники будут распущены по домам. Что у понтийского войска новый стратег, которого зовут Аристей, и что этот стратег хочет быть другом Рима. Он должен знать, должен знать обо всем. И чем раньше, тем лучше, — лицо Аристея дергалось. — Для нас лучше, царица.

— Да, хорошо, — отвернувшись, сказала Лаодика. Ей стало холодно, она зябко передернула плечами. — Я так и сделаю. Гонец отправится сегодня же. И, конечно же, ты прав: кто еще может стать новым стратегом? Иди, Аристей. Я… — она запнулась. — Я благодарю тебя и жду тебя утром. Приходи… если позволит рана. А сейчас иди. Ты должен отдохнуть, Аристей. Иди.

Он повернулся и пошел к выходу. Он шел очень медленно. Лаодика не знала — от слабости или оттого, что прислушивался к чему-то. Скорее всего, последнее. Аристей не доверял никому. Впрочем, как и все в этом дворце.

И все-таки он не услышал, как за его спиной оказался кривоногий евнух и, не замахиваясь, коротко ударил, вернее, не ударил, а просто ткнул под лопатку ножом. Аристей, взмахнув нелепо руками, упал ничком и больше не пошевелился.

Вытерев нож, евнух спрятал его под одежду и вопросительно повернул к Лаодике жирное безбородое и безбровое лицо. На лице было обычное плаксивое выражение.

Лаодика снова зябко передернула плечами.

— Подай мне его плащ, — сказала она. — Я замерзла.

Евнух молча выполнил ее приказание. Она снова посмотрела на Аристея, лежащего с широко раскинутыми руками.


Еще от автора Даниэль Мусеевич Клугер
Четвертая жертва сирени

Самара, 1890 год… В книжных магазинах города происходят загадочные события, заканчивающиеся смертями людей. Что это? Несчастные случаи? Убийства? Подозрение падает на молодую женщину. И тогда к расследованию приступает сыщик-любитель…В русском детективе такого сыщика еще не было.Этого героя знают абсолютно все: он — фигура историческая.Этого героя знают абсолютно все, но многие эпизоды его жизни остались незамеченными даже самыми рьяными и пытливыми исследователями.Этого героя знают абсолютно все — но только не таким, каким он предстает в записках отставного подпоручика Николая Афанасьевича Ильина, свидетеля загадочных и пугающих событий.И только этот герой — ВЛАДИМИР УЛЬЯНОВ — может ответить на классический вопрос классического детектива: «КТО ВИНОВАТ?».


Трепет черных крыльев

«Она бежала, не разбирая дороги, падая, разбивая в кровь коленки, царапая лицо и руки о ветки деревьев. Она потеряла башмачки, потом атласный плащ, а ненавистную красную шапочку сорвала с головы сама, зашвырнула в придорожные кусты. …Она бежала уже не по лесу, а по дороге… а за спиной слышалось страшное рычание, Сказочник гнался за ней верхом на сказочном звере…» — это завязка одной из мистических историй, включенных в книгу «Трепет черных крыльев», в которой собраны рассказы самых известных мастеров остросюжетной литературы Татьяны Корсаковой, Анны и Сергея Литвиновых, Марины Крамер, Антона Чижа, Юлии Яковлевой, Валерия Введенского, Екатерины Неволиной и др.


Лебединая песня

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мушкетер

Подлинная история Исаака де Порту, служившего в мушкетерской роте его величества Людовика XIII под именем Портос.


Театральный вечер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Савмак

За 100 лет до рождества Христова в Боспоре Понтийском свергли царя Перисада, и власть захватил Савмак. Захватил ненадолго, потому что царь Понта Митридат Евпатор послал против него своего лучшего полководца Диофанта.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.