Волчий пастырь. Том 3 - [32]

– Здравствуй… – сделал паузу Кавендиш, давая возможность незнакомке представиться.

– Мари-Мадлен Лавиолетт, маркиза Дракенсберг, – приветствовала неожиданная гостья Кавендиша ровным голосом. При этом внимательно его осматривая.

Кавендиш, который совсем недавно испытал приступ иррационального страха, только сейчас понял, что располагается на скамье, внешне вальяжно развалившись, полностью голый. Он хотел было набросить на себя уголок простыни, на которой сидел, но передумал.

– Ты позволишь нарушить твое одиночество? – между тем проговорила Мари-Мадлен, подходя на пару шагов ближе. Кавендиш, не скрывая интереса во взгляде, оглядел столь неожиданную гостью долгим взглядом снизу вверх, задержавшись взглядом на очертаниях крутых бедер, выделяющихся под плотной тканью.

– В термах принято находиться без одежды, – произнес он чуть погодя, подняв взгляд и посмотрев Мари-Мадлен прямо в глаза.

Руки женщины опустились, белая ткань накидки, легко струясь, спала с плеч. Под ней у Мари-Мадлен ничего не было. Короткое движение рукой и накидка полетела на скамью соседнюю с Кавендишем.

– Без одежды. И без украшений, – сняв диадему, Мари-Мадлен положила ее на накидку. Кавендиш при этом невольно наблюдал за тем, как качнулись тяжелые груди женщины, когда она наклонялась. Мари-Мадлен это заметила и выпрямившись, отметила чуть приподнятым в удовлетворенной улыбке уголком рта.

Внимательно глядя на неожиданную гостью, Кавендиш уже явно чувствовал исходящую от нее внутреннюю силу. И если минуту назад его тело было сковано слабостью утомления и напряжения от лихорадочных рассуждений наедине с самим собой, то сейчас он почувствовал все нарастающее возбуждение.

Мари-Мадлен между тем мягкими шагами, как будто бы плывя, подходила все ближе и ближе. С трудом сохраняя ровное дыхание, Кавендиш наблюдал за женщиной, оглядывая притягивающие взгляд изгибы обнаженной фигуры.

Формы неожиданной гостьи были гораздо крупнее, чем у девушек ему нравившихся. Мари-Мадлен Лавиолетт оказалась очень далека от его идеала красоты – Кавендиш больше тяготел к миниатюрным септиколийкам, или горячим смуглым терранкам южных римских провинций; но эта истинная дочь Севера смогла вызвать в нем настоящее желание. Практически неконтролируемое – Кавендиш сейчас с трудом удерживался, чтобы не сбросить с себя оцепенение, не прянуть вперед и не притянуть Мари-Мадлен к себе, уже не скрывая жадного желания.

Это не было следствием ментального воздействия, он бы почувствовал; но каким-то образом эта женщина буквально притягивала взор, а ее притягательная аура погружала мысли, словно в тягучую меловую патоку. И этому притягательному воздействию он сопротивляться не собирался.

Краем сознания при этом Кавендиш совершенно трезво понимал и чувствовал, что дело сейчас не только в красоте (которая еще и не в его вкусе) женщины. Он подозревал искусственное влечение обольщения, но при этом на Мари-Мадлен не было никаких амулетов или татуировок; а сила притяжения, которую он ощущал, казалось сходной с тем, что Кавендиш испытывал во время посещения жриц любви в храмах Исиды. Только сейчас эта сила притяжения была гораздо, гораздо сильнее. Здесь тоже имеет место божественная аура?

Возможно, возможно.

Кавендиш думал обо всем этом по-прежнему краем сознания, отдавшись на волю влечения. Справедливо рассудив, что даже если Мари-Мадлен пришла делать ему очередное предложение, связанное с его судьбой, фамилией, политикой или вообще судьбами всего мира или волей богов, хорошо потрахаться перед этим точно не помешает. Когда еще удастся подержаться за такую поистине божественную задницу и помять такие огромные, идеально-привлекательные и при этом явно ведь видно, что не знавшие вмешательства магической коррекции, натуральные сиськи?

Мари-Мадлен, видя его взгляд, но не подозревая о мыслях, улыбнулась с плохо скрываемым торжеством – она видела, что Кавендиш едва сдерживается на месте. Женщина сделала последний шаг и опустилась перед ним на колени. И наклонившись, начала, как это называется в салонах высшего света Темной стороны Европы, «разговор на языке любви». Начала, вернее, прелюдию к разговору, своеобразное предварительное введение перед погружением в самые глубины беседы, вращающейся в разных ракурсах вокруг главной точки опоры – мысленно про себя проговорил каламбур Кавендиш.

Сохраняя таким образом, путем едкой саркастической насмешки, хоть какую-то ясность мыслей и суждений. Но делать это было все сложнее: рассыпавшиеся волосы женщины щекотали его бедра, горячее дыхание, легкие поцелуи и едва ощутимые касания языком дразнили его все сильнее. Мари-Мадлен не торопилась. Она ждала и дождалась – Кавендиш все же не выдержал, сбросил с себя ленивое оцепенение и уже взял ее голову руками, начал направлять в действиях.

Дальнейшее происходило во все более густом влажном тумане. Трезвые мысли и ясная часть сознания отходили все дальше, на задворки разума, пока совсем не потеряли право голоса и восприятия. И уже вскоре сочные шлепки мокрых тел и пронзительные возгласы под высокими сводами оглашали уже не разговор, а безумные крики любовного танца двух сплетенных тел.