Волчицы из Машкуля - [61]

XXI ВОЗМОЖНОСТИ ЖАНА УЛЛЬЕ

И сейчас по всей Вандее найдется немного хороших широких дорог; все они были проложены после 1832 года, то есть после событий, о которых идет речь в нашем повествовании.

Именно отсутствие дорог было главным козырем восставших во время большой войны.

Скажем несколько слов о дорогах, существовавших уже тогда, причем тех, что проходят по левому берегу Луары.

Таких дорог две.

Одна идет от Нанта к Ла-Рошели через Монтегю, а другая — от Нанта в Пембёф через Ле-Пельрен, почти на всем своем протяжении пролегая вдоль берега реки.

Кроме этих главных дорог, имеется еще несколько скверных второстепенных, или проселочных: от Нанта в Бопрео через Валле; от Нанта в Мортань, Шоле и Брессюир через Клиссон; от Нанта в Ле-Сабль-д’Олон через Леже; из Нанта в Шаллан через Машкуль.

По этим дорогам невозможно было добраться из Монтегю в Машкуль, не сделав большой крюк; доехав до Леже, следовало свернуть на дорогу, ведущую из Нанта в Ле-Сабль-д’Олон, и двигаться по ней до пересечения с дорогой на Шаллан и уже по ней подниматься до Машкуля.

Решившись на столь нелегкий переход, генерал хорошо понимал, что успех экспедиции зависит от того, с какой скоростью поедет отряд.

Впрочем, эти дороги были отнюдь не более приспособлены к военным переходам, чем проселочные.

По обе стороны пролегали широкие и глубокие овраги; поросшие густым кустарником, зажатые между двух скатов, по верху которых шла живая изгородь, они представляли собой почти идеальное место для устройства засад.

Те немногие преимущества, что давали эти дороги своим удобным местоположением, отнюдь не возмещали их недостатки, вот почему генерал выбрал проселочную дорогу, по которой он мог добраться до Машкуля через Вьейвинь, укорачивая путь почти на полтора льё.

Принятая генералом система расквартирования войск позволяла приучить солдат к местности и заранее познакомить их с опасными тропами.

Капитан, командовавший отрядом пехотинцев, изучил дорогу до реки Булонь, проехав по ней днем; а так как Жан Уллье несомненно отказался бы показывать им дорогу дальше, было решено, что, когда отряд доберется до реки, его будет ожидать проводник, посланный Куртеном (сам он не осмелился открыто оказать им помощь).

Решив двигаться по проселочной дороге, генерал принял все необходимые меры предосторожности, чтобы его маленькое войско не было застигнуто врасплох.

Впереди отряда скакали два вооруженных пистолетами егеря с факелами в руках, за ними, по обеим сторонам дороги, продвигалась дюжина солдат, проверяя на своем пути высокий кустарник, который рос рядом с дорогой, а иногда и господствовал над ней.

Во главе малочисленного отряда ехал генерал, а в центре колонны он поместил Жана Уллье.

Старый вандеец со связанными руками лежал поперек седла одного из егерей; опоясывавший его ремень, которым он был привязан к лошади, для большей надежности был схвачен узлом на груди перевозившего его всадника, с тем чтобы Жан Уллье, если бы ему даже удалось перерезать веревку, скрутившую его руки, не смог бы далеко убежать от солдата.

По обе стороны от него ехали два егеря; в их обязанности входило сторожить пленника.

Шел всего седьмой час вечера, когда отряд вышел из Монтегю; необходимо было проехать пять льё; посчитав, что на преодоление одного льё отряду понадобится один час, генерал решил, что на весь путь будет достаточно пяти часов и что к одиннадцати часам ночи они прибудут в замок Суде.

По мнению генерала, этот час будет наиболее благоприятным для осуществления его замысла.

Если Куртен не обманул и его предположения подтвердятся, главари вандейского мятежа соберутся в Суде для переговоров с принцессой и, возможно, еще не разъедутся по домам, когда отряд прибудет в замок. А если предположения генерала окажутся верными, ему удастся схватить сразу всех заговорщиков.

Полчаса спустя, то есть в то время, когда конвой удалился от Монтегю на полульё и проезжал развилку дороги на Сен-Корентен, он поравнялся со старухой в лохмотьях: стоя на коленях, она молилась перед придорожным распятием.

На шум проезжавших мимо всадников женщина обернулась и, вероятно движимая любопытством, поднялась на ноги, встав на обочине дороги, с тем чтобы поглазеть на военных; затем, словно расшитый золотом генеральский мундир навел ее на какую-то мысль, она начала бормотать молитву — так обычно нищие выпрашивают милостыню.

Офицеры и солдаты, задумавшиеся над своими проблемами и мрачневшие, по мере того как темнело небо, проезжали мимо старухи, не остерегаясь ее.

— Разве ваш генерал не заметил попрошайку? — спросил Жан Уллье, обращаясь к егерю, ехавшему справа от него.

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что он не поделился с ней содержимым своего кошелька. Ему не помешало бы быть более осторожным! Тот, кто отталкивает протянутую за милостыней ладонь, рискует нарваться на кулак. Нас ждет беда.

— Приятель, если ты говоришь о себе, то ты не ошибаешься, делая такое предположение, ибо, как мне кажется, из нас всех именно тебе первому грозят неприятности.

— Я знаю, и потому мне бы хотелось их избежать.

— Каким образом?

— Опусти руку в мой карман и возьми монету.