Волчицы из Машкуля - [15]

— Поосторожнее, сударь! А не то нам, находящим удовольствие в этой нелепой и жестокой забаве, вы покажетесь лисой из басни, — сказала Берта.

В это время Мари, снова намочив платок в ручье, собралась во второй раз положить его на голову юноши.

Но раненый оттолкнул ее.

— Ради всего святого, мадемуазель, — сказал он. — Избавьте меня от ваших забот. Разве вы не видите, что ваша сестра продолжает надо мной издеваться?

— Прошу вас, успокойтесь, — попросила Мари так мягко, как только могла.

Однако юноша, не поддавшись обаянию этого ласкового голоса, поднялся на одно колено, явно намереваясь встать и уйти.

Это упрямство, присущее скорее ребенку, чем мужчине, рассердило вспыльчивую Берту, и ее нетерпение, вызванное таким похвальным чувством, как человечность, излилось, однако, в выражениях, пожалуй чересчур сильных для особы ее пола.

— Черт возьми! — воскликнула она так же, как ее отец в сходных обстоятельствах. — Так этот гадкий мальчишка не желает слушаться? Ты перевязывай, Мари, а я буду держать его за руки — черта с два он у меня пошевелится!

В самом деле, Берта схватила молодого человека за запястья с такой неожиданной для девушки силой, что все его попытки освободиться оказались тщетными, и это облегчило Мари ее задачу: она, наконец, сумела наложить на рану платок.

После того как Мари с такой сноровкой оказала первую помощь, будто она была ученицей Дюпюитрена или Жобера, Берта сказала:

— В таком состоянии, сударь, вам уже нетрудно будет добраться до дому, что и было вашим первым желанием; мы уже уезжаем, и вы свободны.

Однако, несмотря на данное ему разрешение, несмотря на возвращенную ему свободу, молодой человек не двинулся с места.

Казалось, бедняга был безмерно удивлен и в то же время глубоко унижен тем, что он, такой слабый, оказался во власти двух таких сильных женщин; он переводил взгляд с Берты на Мари и с Мари на Берту, не зная, что им сказать в ответ.

В конце концов он не придумал иного способа выйти из затруднительного положения, кроме как закрыть лицо руками.

— Боже! — с беспокойством воскликнула Мари. — Неужели вам плохо?

Молодой человек не ответил.

Берта осторожно отвела руки от лица и, увидев, что он плачет, стала сразу такой же мягкой и сострадательной, как ее сестра.

— Выходит, вы ранены серьезнее, чем кажется на первый взгляд, и вам очень больно, раз вы так плачете? — спросила Берта. — В таком случае, садитесь либо на мою лошадь, либо на лошадь сестры, и мы с Мари довезем вас до дома.

Но юноша решительно покачал головой в знак отказа.

— Послушайте, — настоятельно сказала Берта, — не будьте ребенком. Мы обидели вас, но разве могли мы предположить, что под обличьем охотника найдем чувствительного, как девушка, юношу? Как бы там ни было, мы признаем, что были не правы, и просим принять наши извинения; может быть, мы делаем это не совсем так, как положено, но вам следует учесть всю необычность происходящего и уяснить себе, что только чистосердечия можно ожидать от двух девушек, к которым неблагосклонно Небо, и они вынуждены посвящать все свое время тому нелепому развлечению, какое имеет несчастье не нравиться вашей досточтимой матушке. Ну как, вы все еще сердитесь на нас?

— Нет, мадемуазель, — ответил молодой человек. — Я зол лишь на себя самого.

— Отчего же?

— Не знаю, что вам сказать… Быть может, мне стыдно, что я, мужчина, оказался слабее вас; а быть может, меня просто терзает мысль о том, что меня ждет дома: как мне объяснить матушке, откуда у меня эта рана?

Сестры переглянулись: их, женщин, ни за что не поставила бы в тупик такая безделица; однако, как ни хотелось им рассмеяться, на сей раз они сдержались, понимая, что имеют дело с нервным и впечатлительным человеком.

— Ну, что ж, — сказала Берта, — если вы на нас не сердитесь, пожмите мне руку, и расстанемся как недавние, но добрые друзья.

И она протянула раненому руку так же, как мужчина протянул бы мужчине.

А он, со своей стороны, собирался, наверно, сделать то же самое, как вдруг Мари подняла палец, призывая всех к вниманию.

— Ш-ш! — шепнула Берта.

И вместе с сестрой она стала прислушиваться, а рука ее замерла в воздухе, не дотянувшись до руки молодого человека.

Издалека, но быстро приближаясь, послышался громкий, заливистый, долгий лай: так лают гончие, предвкушая свою долю добычи.

Это были собаки маркиза де Суде: в отличие от Берты и Мари, у них не было причин оставаться на дороге в низине, и потому они понеслись за подстреленным зайцем и теперь гнали его назад.

Берта схватила ружье молодого человека, правый ствол которого не был заряжен.

Хозяин ружья сделал предостерегающий жест, но улыбка девушки успокоила его.

Она быстро проверила шомполом заряд в левом стволе, как делает всякий предусмотрительный охотник, пользуясь ружьем, заряженным не им; убедившись, что все в порядке, она сделала несколько шагов вперед и вскинула ружье с легкостью, свидетельствовавшей, насколько привычно ей это движение.

Спустя мгновение заяц выскочил из изгороди, на сей раз с противоположной стороны, собираясь, очевидно, снова бежать тем же путем, но, заметив наших героев, одним прыжком повернулся, чтобы бежать назад.