Волчица - [80]

Да, ее утром, в обед и вечером пичкали чем-то мерзким, каким-то гадким снадобьем — помимо обычной горько-дерьмовой смеси мутагена, потому ей постоянно, постоянно хотелось есть. И она ела. Утром, в обед, вечером — это само собой. Но еще и на тренировках — в минуты отдыха, в подходах между силовыми упражнениями. Столько ела, что сама удивлялась — куда это все девается? Ведь даже в сортир она ходила не больше, чем обычно.

К концу первой недели такой усиленной диеты, Настя набрала мышц столько, что уже не казалась ходячим скелетом, хотя лицо ее так и осталось худым, жестким, с застывшим на нем вечным выражением агрессии и надменности. Что не добавляло ей любви соратников, но зато избавляло от приставаний на улице, когда она выходила в город во время «увольнительной».

К концу второй недели она уже выглядела практически так же, как и тогда, когда впервые вступила на пол Арены. Почти так же. Тогда Настя не была такой мускулистой, как сейчас. При взвешивании весы показали, в пересчете на земные меры, почти восемьдесят килограммов веса. И среди этих восьмидесяти на долю мышц приходился очень большой процент, а вот жира у нее практически не было.

Теперь она округлилась, и груди вернулись на место, и задница появилась, и тазовые кости не торчали вперед, как у какой-нибудь узницы Маутхаузена. Сейчас Настя уже выглядела не как постельная рабыня, а скорее как участница конкурса «Мисс бикини» — мускулистая, фигуристая, но не перекачанная.

По прошествии двух недель Файлер придирчиво ее осмотрел, и сделал категоричный вывод: пора прекращать пить средство наращивания мышц, как и советовал ему Эллерс. Иначе потеряется «товарный» вид. Волчица не должна выглядеть мужеподобной, излишне мускулистой. И кроме того — кто сказал, что в единоборствах огромные мышцы имеют большое значение? Наоборот — те бойцы, которые таскают на себе много «мяса», заметно теряют в скорости движений, а когда ты бьешься не голыми кулаками, а мечом, или копьем — задержка в полсекунды имеет катастрофическое, фатальное значение. Полсекунды — это очень, очень много.

Дважды за эти две недели Настя выходила на арену, каждый раз у нее были по два поединка. И все четыре раза она легко убивала неподготовленных, медлительных и банальных в бою узниц. Они честно пытались ее победить, ведь эти женщины видели перед собой изнеженную, накрашенную, пухлогубую шлюшку, забей которую — и ты останешься жива. И каждый раз Настя сворачивала им шею, предварительно слегка придушив ловким захватом, или оглушив ударов в скулу. Она стала очень сильной, сильнее многих мужчин, и потому эти женщины были для нее на один зуб.

Настя старалась не думать о том, кого на самом деле убивает, что именно сделали эти женщины. Отключиться, и делать то, что нужно сделать. Тут или она их убьет, или они ее. Выбор — жить, или умереть. Она выбрала — жить. Тем боле что — спасибо Файлеру — он дал ей отличную мотивацию выбора: эти женщины все равно умрут, если она их не убьет, только умрут страшной, нечеловечески жестокой смертью. А то, что делает Настя — это самый настоящий акт милосердия.

А еще — он сказал, что только сохранив себе жизнь, Настя сможет отомстить своим обидчикам, которых так проклинает. Он проницательный и умный человек, этот Файлер, хотя и мерзавец, и через некоторое время Настя пришла к выводу, что этот негодяй поступает с ней честно, и не заслуживает смерти. По крайней мере — пока не заслуживает.

Каждое воскресенье она ходила в город, и всякий раз в сопровождении девушек. Обычно Аны и Сенды, иногда к ним присоединялись другие девчонки. Делать там особо было нечего — еще в первый выход Настя хорошенько затарилась барахлом, начиная с трусов и чулок, заканчивая топиками — вместо лифчиков. Ну и само собой — юбками, штанами, куртками. Здесь тоже бывает прохладно — в сезон дождей.

Вообще-то трусы и чулки были ей совершенно не нужны, но…девчонки покупали, и она купила. Хотя так ни разу и не надела. Месячных нет, так зачем ей тогда трусы? Штанов она пока не носит…

Кстати, и хорошо, что — нет месячных. Прокладок здесь как-то не наблюдается. Девки вечно возятся с тряпочками, стирая и перестирывая. Тьфу одно…средневековье!

Деньги, за исключением двадцати золотых, оставленных на расходы, Настя положила в банк. Он тут единственный, Имперский, то есть государственный. Никаких конкурентов. Все, что понадобилось, чтобы открыть счет — та же самая капля крови. Единственное, что потребовали — это документ на то, что Настя является свободным человеком. На шее-то у нее рабский ошейник, маскируй его, или не маскируй, опытный глаз сразу замечает. А банкиры еще те ищейки, нюх у них — как у волков. Кстати, Настю узнали и в банке. Похоже, что ее теперь знал весь город. Но копию с ее контракта Арены все-таки сняли.

Выяснилось, что Насте теперь тоже платят деньги — как и всякой свободной девушке Арены. Два золотых в неделю, и выдают их в субботу, которая само собой, не называлось субботой, как и воскресенье не называлось воскресеньем. Это звалось что-то вроде «шестодень», и «семидень», но Настин мозг переводил как «суббота» и «воскресенье». Месяц — «традцатидневень», примерно так. Простой язык, ничего сложного.