Волчица - [23]

Хорошо, что в тот момент она еще не была способна родить ребенка. Крови у нее пошли уже тогда, когда Меррель продали Эдгелю. Так что боги уберегли ее от больших страданий. Что бы случилось, если бы она забеременела? Скорее всего, ее продолжали бы иметь, пока не родит, а потом дитя у нее бы отняли, и…никто не будет заботиться о ребенке какой-то там лагерной шлюхи. Таких девушек, попавшись в палатки командиров (и хуже — в палатки рядовых солдат), в лагере карательного корпуса было более, чем достаточно. После военных действий остается очень много «бесхозных» женщин, лишившихся дома и семьи.

Меррель молчала о том, что она происходит из храма Согдума. Сказать об этом — значило привести карателей в скрытый в джунглях древний храм, и подвергнуть святилище разграблению и поруганию. Об этом им говорили сразу же, как только дети начинали входить в разум. Расположение храма — одна из самых сохраняемых тайн их веры. Отсюда адепты Храма идут по свету, разнося Истинное Слово и привлекая людей на сторону Света. Исчезнет Храм — и в мире станет немножко темнее, а когда падет последний Храм — Тьма накроет мир, и он свалится в царство Темного. Так учит великий Согдум.

Наконец, и второму мужчине Меррель достаточно поднадоела, и он ее продал работорговцу-корабелу, который собирал рабов по всему побережью, чтобы перепродать их уже в Империи. Возможно, второму хозяину надоело именно то, что Меррель молчала даже тогда, когда он специально имел ее так, чтобы вызвать хотя бы стон из прекрасных пухлых губок юной девчонки. Но она молчала, будто не чувствовала раздирающей ее внутренности боли. Молчала, когда он хлестал ее ремнем. Молчала, когда он нанизывал ее как птицу на свой толстый шампур, и потом по ногам девушки текла кровь. «Бесчувственная сука!» — вот были самые мягкие ругательства, которые слышала Меррель в свой адрес. И эти слова стали для нее девизом всей последующей жизни.

Она чувствовала боль. Но умела от нее отстраняться. И этому ее научили в храме — а она была там лучшей ученицей. Нужно было лишь уверить, убедить себя в том, что ты — не ты, что ты лишь смотришь на то, как что-то происходит с другой, совершенно незнакомой тебе девушкой, на которую тебе совершенно наплевать. Это ТОЙ больно, ТОЙ плохо, это ЕЕ тошнит от сливаемого в рот семени и пропихивающегося в горло члена, это ей раздирает зад толстый твердый предмет, и это у чужой девушки болят отбитые жестоким обращением внутренности. Тебя — нет. Ты — облачко! Ты паришь под потолком, легкая, светлая, как луч восходящего солнца.

И ты знаешь — все, что происходит с этим телом — заслуженно. Возможно, тобой — ты себя неправильно вела, и теперь к тебе пришло наказание. Или твоими предками, которые совершили столько, что теперь потомки платят за их грехи. Карма, она такая — кара за плохое поведение может передаваться в поколениях, и пасть на голову того, кто совершенно не причастен к гадким делам своих предков.

Измочаленную, изорванную, полуживую Меррель перед продажей на корабль вылечили, благо что в каждой воинской части есть свой маг-лекарь, опытный мастер в делах спасения даже безнадежных раненых, так что когда ее отвели к новому хозяину, она была во вполне сносном состоянии — если не считать худобы из-за потраченных на лечение жизненных сил. Ведь ничего не дается даром, и чтобы вылечить чей-либо организм, приходится тратить его собственные силы. Ведь ни один маг-лекарь не станет тратить силы свои — в противном случае он попросту скончается уже на третьем тяжелом больном.

Это был третий мужчина Меррель. Тяжелый, огромный капитан суда, в трюмах которого гремели цепями, стонали и молились сотни и тысячи замученных рабов. Меррель жила в его каюте, и обслуживала капитана, когда он того желал.

Капитан, несмотря на свою устрашающую внешность, был более нежен, чем ее предыдущие владельцы, и когда брал ее, старался не навредить телу. Возможно потому, что хотел взять за нее хорошую цену. Иногда он угощал телом Меррель своих помощников, но и тут следил, чтобы они ей ничего не порвали. Ведь лечение стоит денег, а девушка слишком красива, чтобы просто испортить ее и выбросить за борт как истощенного обычного раба. За кораблем всегда следовала стая морских чудовищ, которые питались трупами рабов, умерших на корабле и сброшенных в море. А то, что те же корабелы могут сделать с женщиной, Меррель видела, и не раз, когда тот же капитан и его помощники приводили в каюту других рабынь. Она не хотела вспоминать эти картины, и считала, что с ней обходились очень и очень мягко. Возможно именно потому, что она никогда не возмущалась тому, что с ней делают, и была абсолютно не брезглива. А еще — невероятно вынослива, несмотря на свой юный возраст и хрупкое сложение. Капитан даже вначале хотел оставить ее себе, сделать каютной шлюхой, но все-таки жадность пересилила. А еще сразу выяснилось, что при всем своем умении доставить мужчине удовольствием, Меррель абсолютно бесчувственна, как самая настоящая каменная статуя. А мужчины этого очень не любят.

Эдгель купил ее за десять золотых — дороже, чем любого раба из той партии. Они с капитаном долго торговались, капитан хотел получить тридцать золотых, но все-таки удовольствовался десятью. Само собой, первое, что сделал Эдгель, когда разгреб дела — это овладел Меррель. И был разочарован тем, как она себя вела в сексе. И так и не привык к этому за все пять лет, что она у него жила.