Волчьи ночи - [12]
Посетители трактира казались ему какими-то испуганными и затаившимися. Правда, вскоре после его появления они снова разговорились, однако это не было подлинной разгульной свободой — по сути дела они негромко переговаривались между собою, это походило на разговор людей, выпивающих рядом с мертвецом. Он заметил много пьяных физиономий, когда, делая вид, что ищет кого-то знакомого, несколько раз осмотрелся по сторонам. Стало ясно, что никто против него ничего не имеет. И на снег, который он не стряхнул с одежды и из-за которого вокруг него и по пути от двери до стойки образовались лужи и лужицы, никто не обращал внимания. Прежде всего он с самого начала, мгновенно увидел на их лицах, и пьяных тоже — какую-то озабоченность, точно их всех волновала одна и та же беда. И уж совершенно нелепо было ожидать, что кто-либо из них запоёт. По крайней мере сегодня вечером. Поэтому он решил, что для начала лучше заняться буфетчицей, ведь её благосклонность и возможная помощь так или иначе тоже могли бы принести пользу. Поэтому он дождался момента и с ласковой улыбкой спросил, как её зовут.
— Эмима, — с усмешкой ответила она…
— Как это — Эмима? — нелепо удивился он.
— Зовите меня так, — шепнула она, широко улыбаясь, однако в этой улыбке была доля замешательства, потом она наклонилась к нему через груду стаканов, будто бы хотела, чтобы сказанное услышал только он.
В такое совпадение трудно было поверить… Он смотрел на неё, опиравшуюся на стойку так близко от него, и не мог вымолвить ни слова. Она ждала. Всё с той же широкой улыбкой на губах… Тогда он подумал, что такое совпадение имён случается часто, что до сих пор он в своей жизни встретил по крайней мере двух Рафаэлей, не меньше пяти Кристин и несколько Лидий.
— Это имя означает «голубка», — ещё более доверительно добавила она… было совершенно очевидно, что его смущение забавляет её, — вы и так можете меня называть. — Это звучало как тёплый, полный призыва, но слегка прикрытый насмешкой намёк. Он попытался спрятать смущение, назойливо пробивавшееся в его улыбку и взгляд, пытался сделать что-нибудь, что выглядело бы так, как того требовал момент, по-мужски…
— Для него, — так же завлекающе продолжала она и взглядом показала на кого-то возле печи, — я могу быть и Сабиной. А для кого-нибудь другого — Ольгой. Зависит от того, кому как захочется.
Он не понял. Но его неприятно уколола мысль, что она так же близко подпускает к себе и других… его пронзило подозрение: может быть, она проститутка, которая готова любому оказать услугу — так, как кому захочется. Было ясно о чём он подумал. Но, судя по всему, это ей не мешало. Она даже добавила — без тени какого-либо смущения, — что для большинства присутствующих она «куколка» и ничего не имеет против этого. Он вынужден был признать, что желал бы хоть ещё раз увидеть и услышать, как она произносит это словечко «куколка» своими влажными и маняще надутыми губками… но вместе с тем его охватило неприятное разочарование, даже презрение, вызванное беспощадной мыслью, что эта женщина, скорее всего, с каждым ведёт себя так и что вполне возможно, прежде чем раздеться, она точно так же тепло и зовуще называет цену своих услуг. Он попытался подавить это разочарование, попытался усмехнуться, но не смог сделать ничего другого, как заказать себе ещё одну порцию спиртного.
Потом он склонялся над стаканом и раздумывал, стоит ли отправляться домой. Путь предстоял дальний. И одинокий. В таком тумане легко заблудиться… В то же время он тайком наблюдал за этой женщиной, когда она с подносом спешила к посетителям. Иногда их взгляды на мгновение встречались. Собственно говоря, он мог бы её полюбить.
— Ты, Польда… — его размышления прервал без сомнения пьяный тип, которого он раньше заметил в компании, что сидела возле печи. Пьяный прислонился спиной к буфетной стойке и, казалось, хотел заглянуть Рафаэлю в глаза — он был долговязым и худым, с запавшими щеками, высоким лбом, уродливо приплюснутым, немного хитроватым носом над пушистыми чёрными усами. Глаза у него были прищуренные, немного сонные и насмешливые, но взгляд довольно добродушный, как будто бы он всё воспринимает как шутку, с помощью которой хочет повеселить как Рафаэля, так и себя самого, а может быть, и компанию возле печи.
— Господи! Куда это тебя несло после обеда?.. Знаешь, я тебя видел. И сказал себе, мать твою, может, ты заблудился, иначе какого чёрта ты карабкаешься в гору.
— Я не Польда, — немного свысока возразил ему Рафаэль.
— Да ладно, ладно, — он почесал себе затылок и тут же после этого взлохматил свои чёрные, всклокоченные и, скорее всего, уже давно нечёсаные волосы.
— Я шёл наверх, к Грефлину, — против своей воли ответил Рафаэль, а так как он не хотел выглядеть грубым, добавил к своей реплике долю насмешки над той глупостью, которая заставила его тащиться на гору.
— Это ты, но… я же говорю, что баба сродни дьяволу, это так, особенно если молодая и если ей приспичит.
— Ах так? — язвительно осклабился Рафаэль, не понимая, что же на самом деле хотел сказать собеседник.
— Гм, ведь я говорю… Такого никому не пожелаешь. Но если взять, к примеру, такую молодую кобылу, как Грефлинка, то понятно, что её надо почаще объезжать, а иначе ей сам чёрт не брат. А здесь вообще… Баба просто-напросто взбесилась, так ведь. Мы то знаем, это точно…
Рассказанные истории, как и способы их воплощения, непохожи. Деклева реализует свой замысел через феномен Другого, моделируя внутренний мир умственно неполноценного подростка, сам факт существования которого — вызов для бритоголового отморозка; Жабот — в мистическом духе преданий своей малой родины, Прекмурья; Блатник — с помощью хроники ежедневных событий и обыденных хлопот; Кумердей — с нескрываемой иронией, оттеняющей фантастичность представленной ситуации. Каждый из авторов предлагает читателю свой вариант осмысления и переживания реальности, но при этом все они предпочли «большим» темам камерные сюжеты, обращенные к конкретному личностному опыту.
В книге собраны самые известные истории о профессоре Челленджере и его друзьях. Начинающий журналист Эдвард Мэлоун отправляется в полную опасностей научную экспедицию. Ее возглавляет скандально известный профессор Челленджер, утверждающий, что… на земле сохранился уголок, где до сих пор обитают динозавры. Мэлоуну и его товарищам предстоит очутиться в парке юрского периода и стать первооткрывателями затерянного мира…
В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.
Без аннотации В истории американской литературы Дороти Паркер останется как мастер лирической поэзии и сатирической новеллы. В этом сборнике представлены наиболее значительные и характерные образцы ее новеллистики.
Умерший совсем в молодом возрасте и оставивший наследие, которое все целиком уместилось лишь в одном небольшом томике, Вольфганг Борхерт завоевал, однако, посмертно широкую известность и своим творчеством оказал значительное влияние на развитие немецкой литературы в послевоенные годы. Ему суждено было стать пионером и основоположником целого направления в западногерманской литературе, духовным учителем того писательского поколения, которое принято называть в ФРГ «поколением вернувшихся».
Действие «Раквереского романа» происходит во времена правления Екатерины II. Жители Раквере ведут борьбу за признание законных прав города, выступая против несправедливости самодержавного бюрократического аппарата. «Уход профессора Мартенса» — это история жизни российского юриста и дипломата, одного из образованнейших людей своей эпохи, выходца из простой эстонской семьи — профессора Мартенса (1845–1909).
Роман канадского писателя, музыканта, режиссера и сценариста Пола Кворрингтона приглашает заглянуть в око урагана. Несколько искателей приключений прибывают на маленький остров в Карибском море, куда движется мощный ураган «Клэр».
Этот роман — о жизни одной словенской семьи на окраине Италии. Балерина — «божий человек» — от рождения неспособна заботиться о себе, ее мир ограничен кухней, где собираются родственники. Через личные ощущения героини и рассказы окружающих передана атмосфера XX века: начиная с межвоенного периода и вплоть до первых шагов в покорении космоса. Но все это лишь бледный фон для глубоких, истинно человеческих чувств — мечта, страх, любовь, боль и радость за ближнего.
События книги происходят в маленьком городке Паланк в южной Словакии, который приходит в себя после ужасов Второй мировой войны. В Паланке начинает бурлить жизнь, исполненная силы, вкусов, красок и страсти. В такую атмосферу попадает мясник из северной Словакии Штефан Речан, который приезжает в город с женой и дочерью в надежде начать новую жизнь. Сначала Паланк кажется ему землей обетованной, однако вскоре этот честный и скромный человек с прочными моральными принципами осознает, что это место не для него…
«…послушные согласны и с правдой, но в равной степени и с ложью, ибо первая не дороже им, чем вторая; они равнодушны, потому что им в послушании все едино — и добро, и зло, они не могут выбрать путь, по которому им хочется идти, они идут по дороге, которая им указана!» Потаенный пафос романа В. Андоновского — в отстаивании «непослушания», в котором — тайна творчества и движения вперед. Божественная и бунтарски-еретическая одновременно.
Это книга — о любви. Не столько профессиональной любви к букве (букве закона, языковому знаку) или факту (бытописания, культуры, истории), как это может показаться при беглом чтении; но Любви, выраженной в Слове — том самом Слове, что было в начале…