Волчье поле - [60]

— А поганых хоть задержали? — оживился Щетина.

— Да. От отряда Леонида осталось семьдесят шесть человек, но он держался, пока не получил приказ поспешить к Кремонеям. Царевич повиновался. Он вошел в отцовский шатер и увидел мертвого Ипполита. Те, кто убил царя, думали, что его смерть подорвет решимость элимов, но утром воины увидели своего вождя в знакомых доспехах верхом на сером коне.

О том, что в бой вел их не Ипполит, а его сын, победители узнали вечером. Когда Леонид снял шлем.

— Ишь ты! — одобрительно присвистнул Орелик. — Хорошо, не стал царевич звездочета слушать. А ну как бы тот нагадал: вперед пойдешь — отца потеряешь, назад пойдешь — землю потеряешь?

— Про звезды не скажу, — Обольянинов шутить не собирался, — а упасть или нет землям роскским, нам решать. Так что простите, люди добрые, если чем обидел, а я вас уже простил.

— Так и мы тебя прощаем, — ответил за всех Предслав, — только все одно не тебе зачинать. Твоя голова для другого надобна.

— Не хмурься, Всеславич, — вмешался Орелик, — князь верно рассудил. Нельзя воеводе засадного полка прежде времени голову сложить.

— Сам знаю, — огрызнулся боярин. Никеша чихнул, открыл оба глаза и поежился.

— Холодает, — объявил он, — роса пала. Ну, братцы, простите, если что не так было…

— И ты туда же! — не выдержал Георгий. — Анексим Всеславич, чем прощения просить, ты мне вот что скажи. С чего вы мне поверили? Василько Мстивоевич на меня четыре года любовался, всяким видел, а вы… В Орде не только севастийца, черта с рогами найдешь, а за роском и в Орду ходить не нужно. Езжай хоть к Болотичу, хоть к Игоревичу да бери, сколько хочешь…

— А Деда тоже Болотич даст? — хмыкнул Орелик. — Как он полетел да загугукал, ясно стало — к добру! А тут и ты объявился. Севастиец? Да будь ты хоть Култаем! Ушастого не проведешь.

— Ушастого? — не понял Георгий. — Кто это?

— Что, и впрямь не знаешь?

— Нет.

— Что ж ты Юрию не сказал ничего? — попенял Никеше Предслав. — Не дело.

— Да как-то недосуг сперва было, — потупился дебрянич, — а потом… Юрыш насквозь своим стал, вот и запамятовал.

— Хоть сейчас расскажите. — Как всегда перед боем, Георгия охватила радость, что накатывает порой у обрыва или на краю высокой башни. — Скоро опять недосуг станет!

— Верно. — Инок аккуратно прислонил достойное мифического гиганта копье к каменному столбу. — Вы, севастийцы, люди ученые, все записываете, потому и помните. Правильно это, только не в единой Севастии люди жили, и не только люди… Эх, и задал бы мне владыка, кабы слышал, что несу, ну да ночь сегодня такая, чтобы помнить. Как, не помня, на бой идти? Нельзя.

Монах запнулся и замолчал, поглаживая огромной рукой траву. Голубая утренняя звезда висела уже над самой головой, стало зябко. Георгий запахнул плащ, невзначай задел бороду и внезапно решил сбрить. Найти под тверенским стягом смерть севастиец не боялся, хоть и предпочел бы уцелеть, но рядиться роском стало невмоготу.

— Что задумался? — негромко окликнул Никеша.

— Не задумался, — отоврался севастиец, — обещанного рассказа жду.

— И то, Предслав, — Обольянинов тоже набросил плащ, — взялся говорить — говори. Или греха боишься? Коли так, я доскажу.

— Досказывай, боярин. Не, хочу сегодня Господа гневить.

Боярин досказал.

2

Боярин досказал. И вроде недолго говорил, а вернувшийся туман успел затянуть Волчье поле до самого леса. Только вершины холмов поднимались из смутно-белого озера черными бычьими спинами, да мерцали сердолики бесчисленных костров.

Заржала лошадь, в последний раз прошумели над головой темные крылья, унося ночь и что-то тяжелое и древнее. Рассвет от века принадлежит людям — от них зависит, кому достанутся вечер, ночь, годы, столетия… Георгий решительно поднялся, отбросил потяжелевший от сырости плащ, прошел к коню, разделался с бородой, вытащил из вьюка пояс, в котором два года назад нагрянул в гости к Василько Мстивоевичу. Больше о прошлой жизни не напоминало ничего. Кроме Яроокого. Вот бы поднять древнее полотнище на копье, но несущий стяг не дерется, а меч сегодня нужней еще одного знамени.

Отчего-то захотелось встретить в поле Болотича и назваться. Пусть бы узнал напоследок, кого учил премудрой подлости.

Пустое. Гавриил Богумилович не из тех, кто искушает судьбу, а вот Борис Олексич… Надежд на новую встречу почти не было, но судьба рассудила верно. В пешем строю Георгий дрался не хуже других, но на коне равных ему находилось мало. Отославший старших дружинников в Засадный полк Арсений не знал, что судьба послала ему охранника едва ли худшего. Вот и поглядим, что трудней — добыть хана или сберечь князя. В то, что тверенич не станет стоять на холме и любоваться, как бьются другие, Георгий не сомневался. Вот Болотич, тот отсидится за чужими спинами, разве что ордынцы плетьми вперед погонят, с Култая станется. Кочевники они кочевники и есть. Что саптары, что птениохи… Не свои и своими не станут.

— Ишь ты! — ахнул Никеша при виде чисто выбритого друга. — Ровно в Намтрии!

— Только хана тут не добудешь, — отшутился Георгий, — разве что темника.

Никеша засмеялся, словно того и ждал.

— Юрыш еще в Князь-городе обещался хана саптарского добыть, — объявил он с гордым видом, — да все случая не было.