Волчье логово - [30]

Безусловно, думал я, если бы угрожала какая опасность, эти люди предвидели бы ее. К тому же главный враг гугенотов — великолепный герцог де Гиз, Генрих le Balafre, наш «большой человек», «Лорен», как называли его в народе, — разве он не был в немилости у короля? Всего этого, не говоря уж и о самом радостном событии, собравшем столько гугенотов в Париже и устранившем, казалось, возможность всякого предательства, было вполне достаточно, чтобы успокоить меня.

Если у меня, пока я спешил к реке, и мелькало предчувствие истины, то я старался подавить его, и даже более того, повторяю это с гордостью, — я не мог допустить подобной мысли. Не дай Боже (можно ведь сказать правду сорок лет спустя), чтобы все французы несли ответ за пролитую кровь во время заговора, не ими задуманного, хотя они и были его исполнителями!

Итак, меня не очень волновали дурные предчувствия, и то восторженное настроение, которое пробудило во мне свидание с мадам д'О, не покидало меня все время до тех пор, пока в конце узенькой улицы подле самого Лувра передо мной не открылся вид на реку. Слабый свет луны, пробившейся на мгновение сквозь густые облака, озарил спокойную поверхность воды. Прохладный речной воздух освежил меня и заставил сосредоточиться.

Справа от меня оставалась темная бесформенная громада строений Лувра, впереди слева, на некотором расстоянии, был различим остров Сите, и я мог проследить течение ближайшего рукава реки, застроенного по обоим берегам, но еще без нового моста Pont Neuf, который был сооружен впоследствии. Лишь узкое пространство набережной отделяло меня от самой реки, по ту сторону которой виднелась неправильная линия строений, без сомнения представлявшая собой предместье Сент-Жермен.

Мадам д'О говорила, что в этом месте будет спуск к вода, и что внизу я найду лодку. Быстрым шагом я направился к открытой площадке, на краю которой я заметил два столба, вероятно указывавшие пристань. Едва я сделал несколько шагов, как, случайно обернувшись назад, с крайне неприятным ощущением увидел, что из темноты выступили три подозрительные фигуры и последовали за мной, отрезая мне отступление. Не подлежало сомнению, что мое предприятие уже не было так просто. Но я все же решился сделать вид, будто не замечаю своих преследователей и, призвав на помощь всю свою храбрость, стал быстро спускаться по лестнице. Но они были уже совсем близко, и я, резко оборачиваясь и кладя руку на эфес шпаги, крикнул:

— Что вы за люди, и чего вам от меня нужно?

Ответа не последовало, но они встали полукругом, и один из них засвистал. Тотчас от темной линии домов отделилось еще несколько человек, которые также быстро приблизились к нам.

Положение было серьезно. Бежать? Но взглянув по сторонам, я убедился, что это невозможно: на ступеньках лестницы, ведущей вниз, я увидел еще несколько человек. Я попался в ловушку! Ничего не оставалось, кроме как следовать совету мадам брать одной смелостью. Слова ее так и звучали в моих ушах, и во мне еще достаточно оставалось прежнего возбуждения, чтобы твердость вернулась ко мне. Я скрестил руки на груди и гордо выпрямился.

— Негодяи! — презрительно произнес я. — Вы ошибаетесь, не догадываясь, с кем имеете дело. Давайте скорее лодку, и пусть двое из вас перевезут меня на другую сторону. Вы ответите спинами, и даже головами, если только задержите меня!

В ответ послышались смех и ругательства, и, прежде чем я успел добавить еще что-либо, к нам подошла еще одна, более значительная группа.

— Кто это, Пьер? — спросил какой-то человек спокойным, повелительным тоном, из чего я заключил, что наткнулся не на шайку обыкновенных воров.

Говоривший был видимо начальником отряда. На берете его гордо торчало перо, а под плащом я заметил стальную кирасу. Его платье было полосатое: черного, белого и зеленого цвета — ливрея герцога Анжу, брата короля — впоследствии Генриха III, бывшего еще и близким другом герцога Гиза, а потом и его убийцею. Начальник отряда говорил с иностранным акцентом, и лицо у него было чрезвычайно смуглое. Рассмотрев все это при свете фонаря, приподнятого кем-то с целью разглядеть меня, я сразу догадался, что он был итальянцем.

— Задорный петушок, — отвечал солдат, подавший сигнал, — только не из той породы, что мы думали.

Он приблизился ко мне с фонарем и указал на белую перевязь на моем рукаве.

— Мне думается, мы захватили вороненка вместо голубя.

— Как это вышло? — спросил, сверкая глазами словно угольями, итальянец. — Кто вы такой? И зачем вам понадобилось в такую пору переправляться на тот берег реки, молодой сеньор?

Я действовал по вдохновению момента. «Будьте смелы», — сказала мне моя дама, и я окончательно решился следовать ее совету. Бросившись вперед, я схватил начальника стражи за застежку плаща и, тряхнув его как следует, отбросил с такой силой, что он чуть не свалился с ног.

— Собака! — воскликнул я, наступая как бы с намерением опять схватить его. — Учись, как говорить с благородными людьми! Неужто меня может остановить такая сволочь?! Я послан по службе самого короля, слышишь!

Он пришел в неописуемую ярость.

— Скорее по службе самого дьявола, я думаю! — воскликнул он на ломаном языке, хватаясь за оружие. — Какая бы не была служба, никто не посмеет безнаказанно оскорбить Андреа Паллавичини!