Волчье логово - [19]

Наши кинжалы оставались при нас, и это тоже успокаивало меня. Если б только мы смогли пробраться в противоположный дом и просьбами или силой открыть себе выход на улицу, чтобы поспешить в дом Павана! Кто же попадет туда первым — мы или шайка Безера — было вопросом времени.

Мне показалось под влиянием этих мыслей, что Мари слишком уж медлит со спуском, и шепотом я стал торопить его. Наконец он спустился к нам, и я понял, что он медлил не напрасно. Выбравшись наружу, он смог вновь опустить ставень и как бы удлинить веревку, пропустив ее через петлю ставня так, что оба конца нашего каната оказались внизу; когда же Мари присоединился к нам, ему было достаточно потянуть за один конец, чтобы освободить веревку. Что за умница был Мари!

— Браво! — пробормотал я. — Теперь они и не узнают как вылетели птички из клетки!

Итак, мы опять были вместе, но не скрою, что страх опять стал овладевать мною. Относительно легко мы добрались по брусу до противоположного дома, но когда мы остановились у его стены, дыша в затылок друг другу, у меня закружилась голова, и я стал задыхаться.

Окно было на высоте шести футов над балкой, и хотя оно было открыто (в нем была спущена лишь легкая занавесь), его защищали три поперечных железных полосы, показавшихся нам очень толстыми. Но выбора не было, и я, набрав полную грудь воздуха, уже было поднялся на этом головоломном мосте, когда Мари быстро перелез через нас и с размаху, точно в седло, вскочил на узкий подоконник. Ухватившись за его ногу, я тоже поднялся на эту страшную высоту. Круазет пока оставался внизу. Уцепившись руками за железные перекладины, мы висели на высоте шестидесяти футов над улицей, балансируя между жизнью и смертью.

Положение Круазета теперь казалось мне завидным, ибо ноги мои болтались в пространстве, и страшная глубина казалось тянула меня в свою пропасть. На один момент мне опять стало дурно, но я преодолел это чувство отчаянною решимостью. Мысль о том, что нам ничего не остается, кроме как пробивать себе дорогу дальше, несмотря на железную решетку, подстегнула меня. Ведь даже если б мы пожелали теперь возвратиться в нашу тюрьму, это было бы невозможно!

Без сомнения мы не могли и продвигаться далее, встретив сопротивление со стороны неизвестного обитателя комнаты, ведь на этом узеньком выступе стены даже находчивый Мари ничего не мог бы сделать. Железные перекладины окна были закреплены на близком расстоянии друг от друга, и держаться было весьма неудобно: ничего не стоило женщине, даже ребенку, столкнуть нас, и тогда… При одной мысли об этом и о камнях мостовой под нами я почувствовал вновь головокружение и, прильнув лицом к самой решетке, я приподнял край занавеси и заглянул в комнату. В ней находилось только одно живое существо — женщина, неспавшая несмотря на столь поздний час.

Сама комната походила на нашу и представляла собой мансарду. Большая четырехугольная кровать с занавесями стояла в одном из углов, у очага были два стула, и вся эта убогая обстановка говорила о бедности. Но как же объяснить богатый наряд этой женщины, хотя и бывший в беспорядке, эти драгоценные камни, сверкавшие в ее волосах и на руках? Когда она повернула к нам свое лицо — прекрасное, но заплаканное, — я сразу увидел, что это была благородная дама; когда же она быстро подошла к двери и, приложив к ней руку, стала прислушиваться, когда, взявшись за ручку, она потрясла ее несколько раз и, опустив руки в отчаянии, отошла опять к камину, — я сделал другое открытие. Я понял, что мы только собирались поменять одну тюрьму на другую. Неужели в каждом парижском доме были темницы, неужели под каждой парижской крышей скрывалась какая-нибудь тайна?!

— Мадам! — позвал я тихо, пытаясь привлечь ее внимание. — Мадам!

Она вздрогнула и, не зная откуда доносятся к ней звуки моего голоса, первым делом взглянула на дверь, затем с испуганным видом подошла к окну и быстро отдернула занавесь, и наши глаза встретились. Что будет, если она криком своим поднимет весь дом…

— Мадам, — быстро повторил я, стараясь говорить как можно мягче, чтобы успокоить ее, — мы умоляем вас о помощи! Мы пропали, если вы откажете в ней.

— Вы? Кто вы такие? — воскликнула она дико, прижимая руку к голове, и продолжила: — О, Боже! что будет со мной?

— Мы были в заключении в противоположном доме, — спешил я в несвязных словах объяснить причину нашего появления. — Нам удалось бежать, и мы не можем вернуться назад, даже если бы захотели. Ежели вы не пустите нас в комнату и не скроете нас…

— … мы разобьемся вдребезги о мостовую, — добавил с полным спокойствием Мари, и мне показалось, что в его словах было даже некоторое удовольствие.

— Пустить вас сюда? — отвечала она, с новым ужасом отпрянув от окна. — Это невозможно!

Видом своим она напоминала мне нашу кузину: также бледна и черноволоса. Она была старше Катерины, хотя и хороша еще, но ей не доставало грации Кит. Всматриваясь в нее, я старался угадать ее нрав, и наконец заговорил в полном отчаянии:

— Мадам, — молил я ее, — ведь мы мальчики!.. Круазет! Поднимись сюда!

Прижавшись в самый угол, чтобы дать ему место, я продолжал убеждать ее с известной долей коварства: