Волчье логово. Красная кокарда. Капитан Поль - [125]

Первым, кого он увидел перед собою, был я.

Сент–Алэ горящими от злобы глазами уставился прямо на меня.

Х. NOBLESSE OBLIGE[51]

Первым заговорил, однако, не он. Один из сопровождавших его людей выступил вперед и закричал:

— Это он самый и есть! Вот у него и ствол в руках!

— Схватить его! — коротко распорядился Сент–Алэ. — И убрать отсюда. Кто бы вы ни были, — свирепо обратился он ко мне, — но раз вы взялись шпионить, вы должны знать, что вас ожидает. Взять его!

Двое из его спутников бросились ко мне и схватили меня за руки. Пораженный появлением маркиза и сказанными им словами, я не оказал никакого сопротивления.

Однако в подобных случаях мозг работает очень быстро, и я моментально овладел собой.

— Что за вздор, господин маркиз! — сказал я. — Вам прекрасно известно, что я не шпион. Вы, без сомнения, знаете и то, зачем я здесь. Что касается этого…

— Я ничего не знаю, и мне ничего не известно, — сухо отвечал он.

— Но…

— Я ничего не знаю, и мне ничего не известно, — насмешливо повторил он. — Мне ясно только то, что мы нашли вас здесь в одежде монаха, которым вы никогда не были. Для вас было бы безопаснее попробовать пересечь вплавь Рону, чем входить вечером в этот дом. А теперь уведите его. Мы разберем это дело внизу.

Это было уж слишком. Я вырвался из рук державших меня людей и отскочил назад.

— Вы лжете! — воскликнул я. — Вы знаете, кто я, и знаете, зачем я здесь.

— Я не знаю вас, — упрямо твердил Сент–Алэ. — Не знаю и того, зачем вы здесь. Правда, когда–то я знал одного человека, похожего на вас. Но то был дворянин и предпочел бы скорее умереть, чем спасать себя ложью. Уведите его отсюда. Он до смерти перепугал мою сестру. Вероятно, дверь была открыта, вот он и проскочил сюда, воображая, что теперь спасен.

Я понял, что это значит. В своей злобе он, очевидно, готов был принести меня в жертву, лишь бы не повредить репутации своей сестры. Я видел теперь даже большее. Я понимал, что он с жестокой радостью наслаждался двусмысленным положением, в которое он меня поставил.

В моих ушах еще раздавался шум уличной битвы. Я знал теперь, что от людей, которые в этой борьбе поставили на карту все, нельзя ждать ни добросовестности, ни пощады. Я знал, что эти люди почти обезумели от лишений и унижений, которые им пришлось испытать. И я стоял, теряясь в догадках, как мне поступить. Надо было рискнуть, попробовать освободиться, но я все еще колебался. Я даже позволил отвести себя почти до двери, как вдруг задача нашла свое решение.

Дениза, стоявшая все это время в полуобморочном состоянии у стены, вдруг бросилась вперед, схватила брата за руки и громко закричала:

— Вы не сделаете этого! Сжальтесь! Сжальтесь!

— Мадемуазель, — отрезал Сент–Алэ, в глазах которого засветился опять злой огонек. — Вы слишком испуганы и не владеете собой. Эта сцена слишком потрясла вас. Помогите вашей госпоже, — строго обратился он к служанке. — Этот человек шпион и не заслуживает жалости.

— Он не шпион, — кричала Дениза, не выпуская его рук. — Он не шпион, и вы знаете это!

— Прочь! Молчите! — яростно крикнул этот злобный человек.

Но он не рассчитал силы ее сопротивления.

— Не хочу молчать! — крикнула Дениза.

К моему удивлению, она отпустила руку брата, откинула назад спадавшие ей на лоб волосы и, выступив вперед, громко повторила:

— Я не хочу молчать! Это не шпион, и вы это знаете. Вы знаете, что это мой жених. Да, это мой жених, — сказала она с гордым жестом, — и он явился сюда, чтобы видеть меня. Поняли?

В комнате водворилась мертвая тишина.

— Вы с ума сошли! — заскрежетал зубами маркиз.

— Нет, я не сошла с ума, — твердо отвечала она, не сводя с брата пылающего взора.

— Не чувствуя стыда, вы, должно быть, не чувствуете и страха! — загремел он страшным голосом.

— Нет, нет! Для любви нет страха. А я люблю его!

Не могу выразить, что я почувствовал, услышав эти слова. Будучи сам беспомощен, я пришел в бешенство, увидев, как маркиз грубо схватил бедную девушку за руки и отбросил ее на другой конец комнаты.

Это послужило сигналом к невероятной сцене: я рванулся ей на помощь. В то же мгновение на меня кинулись три человека я оттеснили меня к двери. Сент–Алэ, вне себя от ярости, кричал, чтобы они убрали меня отсюда, а я осыпал его бранью и называл трусом, стараясь как–нибудь добраться до него. На минуту я было справился со всеми тремя, но их было все–таки трое против одного. Среди общего шума, к которому присоединились еще и вопли горничной, им удалось вытолкнуть меня за дверь и закрыть ее за собой.

Я задыхался от бешенства. Но когда дверь захлопнулась за вами, мы все как–то вдруг успокоились. Люди держали меня за руки уже не так крепко и смотрели довольно мирно. Я прислонился к стене и тоже разглядывал их. Один из них сказал:

— Довольно, сударь. Стойте смирно, и мы не причиним вам вреда. Иначе…

— Трусливая собака, — подавляя рыдания, промолвил я.

— Тише, тише…

Теперь их было пятеро (двое все это время оставались в коридоре). Здесь было темно, но у них с собой был фонарь. Минуты две–три прошло в молчании. Потом дверь приоткрылась, и, видимо, их начальник подошел к ней и, получив распоряжение, вернулся к нам обратно.