Воланд и Маргарита - [3]
В общем, Алоизий свое дело знал. Он оказался не столько корыстным человеком, доносчиком-любителем, сколько профессионалом, которому любая должность, как и любая слежка, по плечу. Во всяком случае Варенуха «такой сволочи, как этот Алоизий… никогда не встречал в жизни и… от этого Алоизия ждет всего, чего угодно» (с. 808). Можно ли в таком случае рассматривать донос на мастера как предательство? Нет, это санкционированная властями слежка и ее естественный результат. Мастер – просто-напросто объект наблюдения Могарыча, который добросовестно выполняет свою работу. Вероятно, одних рецензий для ареста мастера было недостаточно, Алоизий лично свидетельствовал неблагонадежность мастера, выражающуюся в хранении «нелегальной литературы». Следовательно, литература какая-то была[3] – ведь не рукопись же имеется в виду, поскольку часть ее опубликована, да и шум вокруг романа предполагает наличие этой рукописи?
Временное переселение Алоизия в подвальчик мастера можно рассматривать символически. Алоизий предстает чем-то вроде негатива мастера. У него нет ни внутреннего, ни внешнего конфликта с действительностью. Он выживает в любых ситуациях, в конечном итоге выгадывая. Этот «черный двойник» мастера, по которому тот даже скучает в клинике, постепенно вытесняет его из реальной действительности и занимает его место, его квартиру, можно сказать, замещает мастера в жизни, живет вместо него. Могарыч в этом мире может многое, но главное – преуспеть на несчастьях других, при том что нередко сам это несчастье и навлекает.
Интересно, что Алоизий упросил мастера «прочесть ему… роман весь от корки до корки, причем о романе он отозвался очень лестно» (с. 561). Это не грубая лесть – Могарыч одновременно высказывает и предполагаемое мнение редактора, то есть противопоставляет свое личное отношение официальному, как бы заключает с мастером союз. Короче, входит в доверие через единственно верные двери.
Встреча мастера с Алоизием фатальна для мастера. Она развивает тему предопределенности судьбы главного героя булгаковского романа. Каждый из встречаемых им людей – веха на его жизненном пути. Маргарита сразу же почувствовала в Алоизии врага, он произвел на нее «впечатление отталкивающее» (с. 561), однако мастер не в силах был противостоять навязанной ему Могарычом дружбе, и Маргарита ничего не могла изменить.
К моменту встречи с Алоизием мастер – вполне сложившийся человек. Наивность его проявляется только в одном: свою неудачу он считает исключительной, точнее, у него нет ни намерений, ни желания сравнить себя с кем-либо из настоящих писателей, которые живут рядом с ним. Он высокомерен, и чужие страдания его не волнуют. Булгаков оттеняет неординарность своего героя «литературным фоном»: все, кроме мастера, оказываются подхалимами, приспособленцами и графоманами. Автор не совсем объективен, зато его задача – показать избранность героя.
Горделивая замкнутость мастера порождает духовную слепоту: Алоизий легко становится «лучшим другом», поскольку хвалит роман и рассказывает о литературной кухне. Мастер заинтересован в Алоизии, открывающем ему неведомое. Естественно, ни о каком человеческом сближении, душевной дружбе речи быть не может, мастер эгоцентричен и замкнут на своих проблемах.
Впоследствии и Маргариту он заставляет страдать и мучиться неизвестностью, тем более томительной, что узнать о судьбе любимого ей человека просто негде. И хотя сам мастер, помня Маргариту, скрывается от нее из соображений якобы гуманных, выглядит эта жертва слишком рассудочно. Подобный альтруизм граничит с бесчувственностью. Мастер слишком горд, чтобы отправить Маргарите письмо из психиатрической больницы. Более того, он надеется, что она забыла его. И в этом – не столько надежда, сколько тайное недоверие, он попросту не хочет верить в силу ответного чувства. Возможно, идея самопожертвования вообще ему чужда, и поэтому слова мастера: «…сделать ее несчастной? На это я не способен» (с. 566) звучат парадоксально. Он уже способствовал несчастью Маргариты, и каждый день его молчания приносил ей новые страдания. Сам же мастер затаился от любви, хотя и настаивал на своем благородстве. Таким образом, по отношению к самому близкому человеку он достаточно безответствен и жесток, но эта жестокость имеет реальное объяснение: мастер душевно болен, его психика подверглась тяжелым потрясениям и изменениям, его чувства мертвы, он живет только прошлым, хорошо помня из него один-единственный период. Возвращенный из клиники, он сомневается в преданности Маргариты: «Она образумится, уйдет от меня…» (с. 709). Короче говоря, он изверился и не в силах почувствовать свою необходимость Маргарите. Он ожесточен, достаточно циничен, словно несчастья выпили из него все соки, а испытания лишили человечности. По возвращении он не намерен браться за какую-либо литературную работу: «У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновения тоже нет… меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал» (с. 708). Когда Воланд предлагает ему писать о современности, описывать «хотя бы этого Алоизия» (с. 708), мастер прекрасно сознает, что это абсолютно невозможно. Он вообще не стремится стать писателем, даже если бы Воланд предложил ему свои услуги. Современность ему неинтересна. Все силы вложены в роман о Понтии Пилате.
Как будет выглядеть автобиография советского интеллектуала, если поместить ее в концептуальные рамки читательской биографии? Автор этих мемуаров Н. Ю. Русова взялась поставить такой эксперимент и обратиться к личному прошлому, опираясь на прочитанные книги и вызванные ими впечатления. Знаток художественной литературы, она рассказывает о круге своего чтения, уделяя внимание филологическим и историческим деталям. В ее повествовании любимые стихи и проза оказываются не только тесно связаны с событиями личной или профессиональной жизни, но и погружены в политический и культурный контекст.
В книге дан развернутый анализ наиболее значительных лирических произведений болдинской поры. Найти новые подходы к пушкинскому тексту, подметить в нем художественные грани, ускользавшие из поля зрения исследователей, — такова задача, которую автор ставит перед собой. Книга адресована широкой аудитории любителей классической поэзии.
В монографии изложены материалы и исследования по истории восприятия жизни и творчества Ф. М. Достоевского (1821–1881) во французской интеллектуальной культуре, представленной здесь через литературоведение, психоанализ и философию. Хронологические рамки обусловлены конкретными литературными фактами: с одной стороны, именно в 1942 году в университете города Экс-ан-Прованс выпускник Первого кадетского корпуса в Петербурге Павел Николаевич Евдокимов защитил докторскую диссертацию «Достоевский и проблема зла», явившуюся одной из первых научных работ о Достоевском во Франции; с другой стороны, в юбилейном 2021 году почетный профессор Университета Кан — Нижняя Нормандия Мишель Никё выпустил в свет словарь-путеводитель «Достоевский», представляющий собой сумму французского достоеведения XX–XXI веков. В трехчастной композиции монографии выделены «Квазибиографические этюды», в которых рассмотрены труды и дни авторов наиболее значительных исследований о русском писателе, появившихся во Франции в 1942–2021 годах; «Компаративные эскизы», где фигура Достоевского рассматривается сквозь призму творческих и критических отражений, сохранившихся в сочинениях самых видных его французских читателей и актуализированных в трудах современных исследователей; «Тематические вариации», в которых ряд основных тем романов русского писателя разобран в свете новейших изысканий французских литературоведов, психоаналитиков и философов. Адресуется филологам и философам, специалистам по русской и зарубежным литературам, аспирантам, докторантам, студентам, словом, всем, кто неравнодушен к судьбам русского гения «во французской стороне».
В коллективной монографии представлены труды участников I Международной конференции по компаративным исследованиям национальных культур «Эдгар По, Шарль Бодлер, Федор Достоевский и проблема национального гения: аналогии, генеалогии, филиации идей» (май 2013 г., факультет свободных искусств и наук СПбГУ). В работах литературоведов из Великобритании, России, США и Франции рассматриваются разнообразные темы и мотивы, объединяющие трех великих писателей разных народов: гений христианства и демоны национализма, огромный город и убогие углы, фланер-мечтатель и подпольный злопыхатель, вещие птицы и бедные люди, психопатии и социопатии и др.
В центре внимания книги – идеологические контексты, актуальные для русского символизма в целом и для творчества Александра Блока в частности. Каким образом замкнутый в начале своего литературного пути на мистических переживаниях соловьевец Блок обращается к сфере «общественности», какие интеллектуальные ресурсы он для этого использует, как то, что начиналось в сфере мистики, закончилось политикой? Анализ нескольких конкретных текстов (пьеса «Незнакомка», поэма «Возмездие», речь «О романтизме» и т. д.), потребовавший от исследователя обращения к интеллектуальной истории, истории понятий и т. д., позволил автору книги реконструировать общий горизонт идеологических предпочтений Александра Блока, основания его полемической позиции по отношению к позитивистскому, либеральному, секулярному, «немузыкальному» «девятнадцатому веку», некрологом которому стало знаменитое блоковское эссе «Крушение гуманизма».
Выдающийся филолог конца XIX – начала XX Фаддей Францевич Зелинский вводит читателей в мир античной мифологии: сказания о богах и героях даны на фоне богатейшей картины жизни Древней Греции. Собранные под одной обложкой, они станут настольной книгой как для тех, кто только начинает приобщаться к культурной жизни древнего мира, так и для её ценителей. Свои комментарии к книге дает российский филолог, профессор Гасан Гусейнов.
Человечество стремительно толстеет. Что тому причиной? Слабоволие, мешающее обуздать аппетит? Генетическая предрасположенность к полноте? Особенности внутриутробного развития? Или агрессивный натиск фастфуда и отказ от традиционной культуры питания? Ответ на вопрос ищите в книге американской журналистки.
В книге петербургского философа-религиоведа П. В. Берснева рассматриваются возможности изучения мистического опыта человека при помощи современных достижений нейрологии. Что способствует возникновению религиозно-мистических переживаний? Можно ли достичь подобных состояний сознания искусственным путем? Эти вопросы решаются автором книги с привлечением примеров из духовных практик Древнего Востока и первобытных культов Америки.
Удивительная и крайне увлекательная история покорения мира незатейливым растением, обладавшим дьявольской притягательностью, — табаком. А. Гейтли удалось создать интригующее динамичное произведение, анализирующее исторические, культурные и геополитические корни табачного феномена.
Книга знаменитого американского астрофизика и популяризатора науки К. Сагана рассказывает об эволюции Вселенной, формировании галактик и зарождении жизни и разума. Автор прослеживает пути познания Вселенной — от прозрений древних мыслителей через открытия Кеплера, Ньютона и Эйнштейна к современным космическим миссиям.