Вокруг Света 2009 № 03 (2822) - [31]

В годы войны фьорды близ порта Лиинахамари служили опорной базой немецким ВМС

И все. На этом рубеже так давно ничего примечательного не происходило, что не все помнят о его существовании. «У нас есть граница с Норвегией?» — поднимали брови многие москвичи, узнав, куда я собираюсь. Что ж, немудрено: люди помнят войны, а не рубежи, собственно людей, а не земли. С Норвегией больших войн у нас не было — вот и четкой межи как таковой между народами не проводилось целые века (совсем уж древние договоры и соглашения не в счет). А как зафиксировали ее в этих местах в 1826 году, так она и осталась недвижима до сегодняшнего дня. И дальнейших изменений, похоже, не предвидится, если не считать подмыва восточных берегов рек, который происходит в силу вращения Земли. Пограничникам приходится укреплять их.

Тем временем уазик протрясся мимо линии инженерных сооружений, то есть мимо бесконечного забора из колючей проволоки. Природа за какие-то несколько десятков километров резко изменилась, как это бывает скорее в Западной Европе, чем в России. Слева и справа теперь огненно-рыжий лес, который тут и там вдруг прерывается озерками небесной синевы.

По-фински название Раякоски значит «межевой падун». Очень давно здесь, у порожистой некогда реки, сошлись клиньями земли трех народов: славянского, угорского и германского. К примеру, находясь на российской территории, можно с одной стороны увидеть коттеджи, возведенные строителями-финнами, с другой — норвежцами.

Чтобы это понять, нужно отмотать историческую ленту на полвека назад. В 1955 году СССР предложил Финляндии «отработать» невыплаченные военные репарации — построить своими силами гидроэлектростанцию на Патсойоки, до которой советская территория «добралась» по мирному договору 1944 года. Электричество требовалось в первую очередь для снабжения никелевых заводов. Между прочим, эти предприятия возникли изначально благодаря финнам. До тех пор пока нынешний Печенгский район принадлежал им (финны получили его после первой советско-финской войны 1918—1920 годов, по Тартускому договору), они тщательно исследовали здешние недра и отыскали месторождения меди и никеля.

Но финских рук на великую стройку не хватило и наняли вдобавок соседей-норвежцев — в обмен на будущие поставки энергии. Так появилась не только ГЭС, но и поселок энергетиков.

За полвека иноземный дух совершенно не выветрился. Идешь по поселку между сосен, глядишь на разбросанные в замысловатом, но аккуратном порядке палисадники, крашеные собачьи будки у порогов — и чувствуешь себя в некоем особом пространстве: явная заграница. Так почему встречные переговариваются по-русски? Чистые, со светлыми окнами жилые домики на две, на четыре семьи, с отдельными входами. Коттедж — детский сад, большой коттедж — школа. Будто очутился в альтернативной истории, где то ли Москва не поборола Новгород, то ли англичане отстояли северную Русь от большевистского Петрограда в 1918-м. А жители настолько привыкли к бытовому благополучию, что обе половины Раякоски даже хвастаются друг перед другом мелкими преимуществами.

Нос советского военного катера картинно врезан в скалу при въезде в Лиинахамари 

«Вот у «финнов» один котел на дом, — говорит Вячеслав Смоленский, учитель местной школы, демонстрируя нам свой подвал, — а у нас, «норвежцев», как видите — отдельный на каждую квартиру». Подвал — отличный: комната для пингпонга, комната для хранения припасов, даже загадочная хобби-комната (так по описи бюро технической инвентаризации). «А потолки во всех помещениях видите какие белые! Мы так и не красили с тех пор, как дом был сдан. А там, где подкрашивали, уже пожелтело. Полки, стол — все это уже стояло готовое, когда мы въехали». Я с одобрением учтивого гостя поглаживаю темное дерево добротного тяжелого стола и книжных полок. Странное обаяние этого дома в том, кажется, и состоит, что вся мебель, все конструкции словно сошли со страниц западных дизайн-журналов 1950-х, теперь уже забытых и в России, и на Западе. Ведь норвежцы сдали постройку в эксплуатацию 47 лет назад.

Есть во всем этом и толика явного социализма, но особого толка: скудные ресурсы и условия требуют чуткого взаимного учета интересов. «Когда проходим по истории рыночные отношения, я объясняю детям, что конкуренция — это то, чего у нас нет!» — шутит Смоленский. Магазин в Раякоски один. Есть баня, в которой все расписано: пятница — женский день, суббота — мужской. Хлеб — по предварительным заявкам с обязательным указанием объема покупки (излишки сдавать  некуда — засохнут, а это нехорошо). Хочешь выехать в Никель — опять же записывайся заранее на автобус. Только футбольное поле свободно всегда, летом и зимой, гоняй мяч — не хочу. Но никто, кроме детей, не играет: зона приграничная, чужих нет, своих мало. Это и хорошо — никакого воровства, и плохо — трудно куда-либо выбраться. До Мурманска — целая экспедиция, а зимой так и вовсе один не поедешь: вдруг что случится с машиной? Российских вышек мобильной связи здесь нет. Иногда ловится норвежская сеть «Теленор», но тариф два доллара за минуту отбивает охоту звонить. Сама Норвегия рядом, гораздо ближе областного центра, но что толку — без виз не пускают.