Вокруг Света 2006 № 05 (2788) - [18]

Впрочем, завидовать премьеру не стоило: идеи его потонули в думских прениях, так что раздраженное самодержавие избавилось и от этого парламента. Заодно изменили — в консервативную сторону — и сам избирательный закон. Николай все-таки нарушил слово, данное в Манифесте: ни один закон не может вступить в силу без утверждения его Думой! Проект, выдвинутый Столыпиным, в отсутствие депутатов утвердил он сам. В Третьей думе тон задавали октябристы (154), социал-демократов осталось 19, трудовиков — заступников крестьян — 14. Наверное, поэтому она, послушная высочайшей воле, единственная из всех дореволюционных Дум, сумела проработать весь намеченный срок. Конструктивность работы неуклонно снижалась, и даже сообщение об убийстве в Киеве Столыпина не вызвало на одном из ее последних плановых заседаний особого интереса. Депутаты вскоре перешли к привычным дискуссиям по крестьянскому вопросу. С тех пор революционные силы России, и вообще все, кто настаивал на коренных реформах, разочаровались в легальном парламентаризме отечественного образца.

Последняя, Четвертая государственная дума впустила в свои ряды шестерых «отщепенцев»-большевиков, но по социальной и идеологической палитре почти не отличалась от первой и наверняка мирно дозаседала бы до легального финала, если б не Первая мировая война и последовавшее в ходе нее падение империи. Этому парламенту в силу обстоятельств приходилось заниматься вопросами куда более насущными: предоставлением правительству военных кредитов (ленинская фракция упорно выступала против). В целом же депутаты большую часть времени дебатировали и создавали бесконечные комиссии для выяснения вопросов сугубо риторических: например, кто виноват, что русские все время отступают? Выяснялось, предположим, что виноват военный министр, и император с легким сердцем отправлял того в отставку. А русские продолжали отступать — до полной гибели всех старых министерств, самой Думы и всего государственного строя. Ждать отечественной демократии пришлось еще семьдесят с лишним лет.

«Контора» на Охотном

«Первый блин комом» — печальный и запутанный случай с разгоном Верховного Совета РФ, имевший место в октябре 1993-го, — оставим этот сюжет в стороне по формальному признаку названия. Начнем с чистого листа: думской идее и практике предстояло отлеживаться в учебниках истории до 11 января 1994 года, когда в новой России открыла заседания избранная на два года новая Дума под председательством либерально настроенного политика Ивана Рыбкина (столетие назад он назывался бы «гласным»). Сегодня в Москве по официальному адресу: улица Охотный ряд, дом 1, заседает (с 29 декабря 2003 года) Четвертый созыв законодателей, руководимых Борисом Грызловым. 140 миллионов граждан нашей все еще самой большой в мире страны живут по законам, принятым ими. И несмотря на всю законную иронию, с которой нация смотрит на свой парламент (она, кстати, характерна и для Запада в отношении его бундестагов и национальных ассамблей), несмотря на его очевидные недостатки, наши надежды на будущее связаны в том числе и с ним. Что ни говори, ни одно масштабное начинание в стране не проходит мимо Думы. Решения, принятые здесь, продолжают затрагивать всех, от президента до пенсионера. С другой стороны, каждый имеет право и основание надеяться, что он хоть косвенно, а влияет на государственную власть — именно через депутатский корпус.

Наверное, не я одна, проходя по Моховой и далее, перейдя устье Тверской, по Охотному ряду, мимо серо-бурого мраморного дома с золотыми буквами «Государственная дума» над центральным входом, задавала себе праздный вопрос: как же выглядит она изнутри — в быту, вне политики? Точнее, при взгляде на нее просто как на контору. Обычную контору, куда ежедневно являются работать большие начальники, их заместители, помощники, секретари, посыльные, полотеры, буфетчики… И вот мне довелось увидеть ее в этом ракурсе, заглянуть в «тайные» углы, открыть двери с надписью «посторонним вход воспрещен», отведать еды «только для своих». Я провела в Государственной думе всего один день — день, когда законодатели принимали поправки к новой редакции закона об информации. Человека, любезно согласившегося быть моим консультантом и проводником по коридорам высшей власти, депутата Святослава Анатольевича Насташевского, они живо интересовали, что вполне естественно, ведь он — член Комитета по информационной политике.

«Нет!» — сбору личных данных

Утром, спеша к часу, назначенному Насташевским, я вышла из метро «Охотный ряд» и направилась в сторону Георгиевского переулка, где находится вход в новое здание современной Госдумы России. Сначала было даже немного жаль, что не доведется войти через почтенную дубовую дверь в Охотном ряду, как это делают сами слуги народа. Но выяснилось, что расстраиваться не стоило, — сцена в переулке вознаградила меня сторицей. Не часто приходится видеть столько эмоций на квадратный метр площади.

На углу всех останавливала милиция, и не для проверки паспорта с пропиской. Прохожим вежливо предлагали либо обойти Георгиевский стороной, либо подождать. Иначе, как объясняли люди, которых уже успели оттеснить в сторонку, затопчут антиглобалисты, которые заблокировали вход в парламент и требовали изъятия из рассматриваемого закона статьи «О персональных данных». (Она предполагает сбор сведений о гражданах, введение их в компьютерную базу и выдачу нового вида паспортов с закодированными биометрическими данными.) «Вы узнаете нашу подноготную и передадите данные теневому мировому правительству!» — слышалось из разновозрастной, хотя и не слишком густой массы пикетчиков.