Вокруг Света 2006 № 03 (2786) - [53]

В своих воспоминаниях декабрист М.А. Фонвизин излагает семейное предание о заговоре, который составился в это время вокруг Павла. Заговорщики якобы хотели возвести его на престол и одновременно обнародовать «конституцию», ограничивающую самодержавие. В их числе Фонвизин называет графа Панина, его секретаря — знаменитого драматурга Дениса Фонвизина, родного брата Панина Петра, его кузена князя Н.В. Репнина, а также молодую жену Павла, известную своей независимостью и своенравием. Благодаря доносчику о затее узнала Екатерина, и Павел, не выдержавший ее упреков, во всем сознался и был ею прощен.

История эта выглядит не слишком достоверно, но она, несомненно, отражает настроение, царившее в те годы вокруг великого князя, смутные надежды и страхи, переживавшиеся им самим и его близкими. Положение стало еще более тяжелым после смерти при первых родах великой княгини Натальи (ходили слухи, что она была отравлена). Павел был в отчаянии. Под предлогом утешения сына Екатерина продемонстрировала ему любовную переписку умершей жены с графом Андреем Разумовским. Несложно представить, что пережил тогда великий князь. Однако империя нуждалась в продолжении царского рода, и невеста, как всегда, отыскалась в славной обилием венценосных особ Германии.

«Частное семейство»?

Софья Доротея Августа Вюртембергская, ставшая Марией Федоровной, была полной противоположностью своей предшественницы. Мягкая, податливая и спокойная, она полюбила Павла сразу и всем сердцем. В «инструкции», специально написанной им для будущей жены, великий князь откровенно предупреждал: «Ей придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость». Эту задачу Мария Федоровна с успехом выполняла долгие годы, а позднее даже обрела в столь нелегком деле неожиданную и странную союзницу. Фрейлина Екатерина Нелидова не отличалась красотой и выдающимся умом, однако именно она стала играть для Павла роль своеобразного «психотерапевта»: в ее обществе наследник, а затем император, видимо, получал то, что позволяло ему справляться с одолевавшими его фобиями и вспышками гнева.

Большинство тех, кто наблюдал за этой необычной связью, разумеется, считали ее адюльтером, который, конечно, едва ли мог шокировать видавшее виды придворное общество екатерининских времен. Однако отношения Павла и Нелидовой, судя по всему, были платоническими. Фаворитка и жена, вероятно, представали в его сознании как две различные стороны женского начала, которым почему-то не суждено было соединиться в одном человеке. При этом Мария Федоровна была совсем не в восторге от отношений мужа с Нелидовой, но, смирившись с наличием соперницы, в конце концов даже смогла найти с нею общий язык.

«Малый» великокняжеский двор поначалу разместился в подаренном Екатериной сыну Павловске. Здешняя атмосфера, казалось, была насыщена миром и спокойствием. «Никогда ни одно частное семейство не встречало так непринужденно, любезно и просто гостей: на обедах, балах, спектаклях, празднествах — на всем лежал отпечаток приличия и благородства…» — восторгался, побывав в Павловске, французский посол граф Сегюр. Проблема, однако, заключалась в том, что Павла не устраивала как раз роль главы «частного семейства», навязанная ему матерью.

То, что сам он совершенно не вписывается в создававшийся Екатериной «сценарий власти», Павлу должно было стать окончательно ясно после рождения сына. Императрица недвусмысленно продемонстрировала, что связывает с первенцем далеко идущие планы, в которых его родителям просто не оставалось места. Названный Александром в честь сразу двух великих полководцев — Невского и Македонского, — ребенок был тут же отобран у великокняжеской четы. То же самое произошло и со вторым сыном, нареченным еще более знаковым именем основателя Второго Рима Константина. «Греческий проект» императрицы и Григория Потемкина заключался в создании под скипетром Константина новой Византийской империи, которая была бы связана, по меткому определению известного историка Андрея Зорина, «узами братской дружбы» с «северной» империей Александра.

Но что же делать с Павлом? Справившись с задачей «поставщика наследников», он, получалось, уже сыграл свою роль в «поставленном» по воле Екатерины спектакле. Правда, Мария Федоровна не собиралась останавливаться на достигнутом. «Право, сударыня, ты мастерица детей на свет производить», — со смешанным чувством говорила ей императрица, пораженная плодовитостью невестки (всего у Павла и Марии благополучно родилось десять детей). Даже в этом деле сын оказывался лишь вторым…

«Бедный Павел»

Неудивительно, что жизненно важным для Павла было создать собственный, альтернативный «сценарий» происходящего и утвердить себя в качестве непременного звена в цепочке властителей, как бы раскрывавших провиденциальный смысл Российской империи. Стремление реализоваться в этом качестве постепенно становится для него подобием навязчивой идеи. При этом прозрачному просвещенческому рационализму Екатерины, предписывавшему относиться ко всему с иронией и скепсисом, Павел противопоставляет иное, барочное, понимание действительности. Она представала перед ним сложной, полной таинственных смыслов и предзнаменований. Она была Книгой, которую предстояло одновременно и правильно прочесть, и заново написать самому.