Вокруг Света 2004 № 04 (2763) - [36]

Положение осложнялось тем, что у Шмидта начала прогрессировать застарелая легочная болезнь и с каждым днем он чувствовал себя все хуже. Однако, не считая себя вправе оставить дело незавершенным, Шмидт категорически отказывался покинуть лагерь. Но поскольку температура у него поднялась до 39, Ушаков, не дожидаясь, пока положение станет критическим, сообщил о ситуации в Кремль. Вскоре из Москвы на имя Шмидта пришел приказ передать руководство своему заместителю Боброву и незамедлительно эвакуироваться на Аляску под опеку американских врачей.

Основная часть челюскинцев была вывезена всего за неделю, с 7 по 13 апреля. За это время наиболее отличились пилоты Молоков и Каманин, совершившие по 9 рейсов: первый вывез 39 человек, второй — 34. Водопьянов сделал 3 рейса, эвакуировав 10 человек, остальных же на Большую землю доставили Слепнев и Доронин.

Смертельно уставшие пилоты, поднимавшие в воздух свои машины на пределе сил, и их отлетавшие товарищи, занятые на лютом полярном морозе заправкой и бесконечным ремонтом изношенных самолетов, даже и не подозревали, что им суждено вскоре стать первыми Героями страны и в этом новом звании войти в ее историю.

Прощальный танец

Эпопея «Челюскина» близилась к завершению. В самом лагере к исходу дня 12 апреля осталось всего трое: капитан Воронин, заменивший Шмидта Бобров и Кренкель. А на ледовом аэродроме свою вахту продолжал нести комендант Погосов.

Воронин с Бобровым решили перед сном осмотреть окрестности. Они поднялись на смотровую вышку и только тогда ощутили, насколько сильным

было нервное напряжение, державшее их в своих тисках последние месяцы. «Когда пришли в лагерь, какая-то необъяснимая радость и веселье напали на нас, — вспоминал потом Бобров, — и мы в пустом лагере пустились в пляс. Картина, очевидно, со стороны была жуткая: два уже не совсем молодых человека… пустились откалывать трепака, потом обнялись и расцеловались. И только тут я увидал удивленную физиономию Кренкеля, который оказался свидетелем этой непонятной для него сцены». Воронин тут же почувствовал неловкость, вспомнив о своем капитанском достоинстве, и даже взял с обоих слово забыть о проявленной им (впервые с начала похода) слабости.

В тот же день Кренкель записал в своем дневнике: «Вечер незабываемо прекрасный. Полнейший штиль. С вышки отличная видимость на много десятков миль. Полная тишина. Изредка чуть-чуть похрустывает лед…»

А вот впечатления Воронина: «В палатке горел фонарь. Я зажег примус. Вскипятил чаю, вымыл посуду и все аккуратно прибрал, оставив в палатке по поморскому обычаю запас продовольствия и вещей, необходимых человеку, который бы оказался заброшенным на эти льдины… С рассветом вышел на воздух. Было ясно. Кругом царило безмолвие». Видимо, под занавес Арктика стремилась очаровать тех, кого не смогла удержать в своих ледяных объятиях.

Триумф, которого могло не быть

Сейчас в это трудно поверить, но с февраля по апрель 1934 года вся страна начинала свой день с вопроса: «Как дела на льдине?» По радио жадно ловили любую информацию о том, что происходит в Чукотском море, волновались за полярников и летчиков, а на улицах совершенно незнакомые люди обсуждали перипетии спасения челюскинцев.

Триумфальное возвращение участников экспедиции стало логическим продолжением того беспрецедентного внимания, с которым освещался ход спасательной операции, — передовицы газет, радиопередачи, выпуски кинохроники ни на минуту не переставали напоминать о лагере Шмидта. Челюскинцам предстояло вернуться из Владивостока в Москву поездом, проехав через всю страну по дороге, буквально усыпанной цветами, и выдержав настоящий ураган восторженного внимания. Это было ни с чем не сравнимое, доселе невиданное ликование нации, едва ли не впервые почувствовавшей себя единой и сильной. Апофеозом встречи стал парад на Красной площади, куда челюскинцев привезли прямо с вокзала по затопленным торжествующими людьми московским улицам.

Сделать — и не умереть

Опыт «Челюскина» — как в техническом, так и в организационном плане — учли уже в самом ближайшем будущем. Были построены новые грузовые суда типа «Дежнев» и новые ледоколы типа «Сталин». Также очевидной стала необходимость создания особой полярной авиации, которая и была организована в системе ГУ СМП. Наконец, 2-месячное существование дрейфующего лагеря Шмидта стало прелюдией для создания первой дрейфующей станции — «Северный полюс». Так что поход «Челюскина» определенно был не напрасным.

Все связанные с ним события явились настолько масштабными и многогранными, что рассматривать их как проявление чьих-то амбиций или как результат роковых решений «в верхах» было бы неправильно. Во всей челюскинской эпопее роковым, видимо, стало стечение неблагоприятных обстоятельств, которые было невозможно предугадать, а самым значительным — поведение людей, оказавшихся сильнее всех этих обстоятельств. В любом случае энергетика событий, происходивших 70 лет назад, докатилась и до нас, живущих и в другое время, и уже в другой стране. Люди с «Челюскина», равно как и их спасители, оказавшиеся в драматических обстоятельствах на фоне экстремальных природных и общественных условий и действовавшие по принципу «сделай или умри», вышли из всех испытаний с незапятнанной репутацией. И уже поэтому достойны всяческого уважения…